И я совру если…
Запинаюсь о ступеньку. Чуть не падаю. Но удерживаюсь. С подносом балансирую. И скорости прибавляю. Почему сердце не на месте? В комнату почти вбегаю. Сын на кровати лежит. Не двигается. Прикорнул что ли?
Мультики рядом на планшете шумят. Наверное, только дети способны так спать. Под любой грохот. Подхожу, чтобы одеялом его накрыть. Рука случайно соскальзывает. Кожи его касается. И я словно обжигаюсь. Понимаю, что меня в машине смутило. Он уже тогда был горячий. Просто я загруженная своими мыслями не обратила на это внимания.
Сильнее прижимаю. Трясти начинаю.
- Даня, проснись! Проснись! Слышишь!?
Но он никак не реагирует. Даже глаза не открывает. А меня уже паникой кроет. Но в затуманенном мозгу все же мысль правильная возникает. Телефон хватаю. В скорую звоню. Они вызов принимают и ждать говорят. Около часа. А может и дольше. Дом ведь за городом находится. Да и свободных экипажей сейчас нет.
Моего терпения хватает ровно на пять минут. Слышу, как сын тяжело дышит. Ему сейчас даже жаропонижающее через рот не дать. Ведь он не в сознании. Может за водителем сбегать. Но я не знаю, уехал ли он домой. В конце концов его рабочий день уже закончен. Он не обязан сидеть здесь круглые сутки. Я одна в огромном доме далеко за городом. И выбора нет. Мне придется обращаться за помощью.
Руки опять дрожат. Так всегда бывает, когда ЕМУ звоню.
Глава 23
Глава 23
- Что тебе нужно? - даже не здоровается он.
Словно от назойливой мухи отмахивается. Но я прячу гордость и обиду. Не до них сейчас. Сейчас другое важнее.
- Дан, мне помощь твоя нужна! - голос срывается, я слезы сдерживаю.
Наверное, он это замечает, потому что тон сразу меняется.
- Говори, что случилось?
Больше в нем нет раздражения. Только напряженность до предела.
- Даниле плохо. Не знаю, что с ним, - я тараторю, надеясь на одно, он хоть что-то разбирает в этом потоке слов, - он горячий весь и без сознания. Я скорую вызвала. Но они приедут через час, а может и дольше. Мы ведь далеко от города. А я… А он…
- Где Гриша? - прерывает он мои всхлипы.
- Кто?
- Водитель твой!
- Не знаю. Я из комнаты не выходила. Боюсь Даню оставить. Вдруг он… вдруг с ним…
Плакать начинаю. Мне в ухо выругиваются. Смачно так, но без злобы.
- Дан, а вдруг он умрет… - вырывается у меня новый всхлип, - я ведь этого не переживу!
- Даже не думай! - обрубает он, - я сейчас Грише позвоню. Он в гараже наверно. У него распоряжение меня дожидаться. С ним в клинику поезжай. Я адрес ему скину. Там врачи хорошие. Ничего с твоим сыном не случится!
От его грубости и слов, обнадеживающих немного, в себя прихожу. Поблагодарить не успеваю. В трубке уже гудки разносятся.
Нервно сжимаю пальцами телефон и жду. А что еще остается? Никогда не чувствовала себя еще более бесполезной чем в эти минуты. Они бесконечными кажутся. Тянутся и тянутся. Словно часы уже прошли. Хотя это не так. Ведь я постоянно на светящийся экран телефона поглядываю. Не даю ему погаснуть.
Шаги на лестнице - спасительная музыка. Щелчок открывающейся двери - все, о чем можно мечтать. Водитель, Гриша, без слов берет ребенка на руки, и мы уходим. Я не сопротивляюсь. Хотя в другой раз ни за что бы не позволила нести сына постороннему до жути страшному мужику. Но сейчас не до истерик и скандалов. В такие моменты все обиды забываются и важным становится совсем другое.
- Садитесь на задние сидение, - командуют мне, потому что я беспорядочно мечусь возле машины.
Совсем рассудка лишилась. Залезаю, а через секунду водитель укладывает Даню. Мне так страшно за него. Почему он без сознания? Такого раньше никогда не было? Почему я не заметила его недомогания сразу? Я ужасная мать!
Слезы катятся ручьем, но водитель не обращает на них внимания. И это хорошо. Хотя мне сейчас вряд ли было бы стыдно даже перед огромной толпой. Я попросту никого кроме сына не замечаю. Нервы на пределе.
- Пристегивать не будем. Поэтому держите крепко, - приказывает он и рявкает уже громче, - ребенка держи!
Я наконец в себя прихожу. Фиксирую Даню на заднем сидении, и мы отъезжаем.
Не знаю сколько длится путь. Уж точно не часы, которые мне мерещатся. Скорее минут пятнадцать-двадцать и ворота огромной клиники распахиваются перед нами.
Во дворе нас сразу встречает каталка и врач. Я спешу за сыном, но при входе в очередную дверь меня останавливают.
- Дальше нельзя. Подождите в комнате для посетителей.
- Но я мать! - почти кричу.
- А я врач, - спокойно возражает пожилой мужчина в белом халате, - вы ему сейчас ничем не поможете. Как только появится информация, мы ее вам сообщим.
И дверь передо мной захлопывается. Стучу кулаками, но в какой-то момент запястья перехватывают.
- Прекрати! - знакомый хриплый голос сносит оставшиеся преграды, - что ты здесь устроила?
Утыкаюсь в широкую мужскую грудь и захожусь в рыданиях. Он не отталкивает. А я жмусь сильнее. Так хочется обычного человеческого участия. Тепла. Так хочется почувствовать себя не одной.
Богдан просто стоит и обнимает меня за плечи. Так буднично. Без вот этого его обычного раздражения. Он и таким может быть? Если честно, я сомневалась, осталось ли в нем что-то человеческое, живое. После нашей встречи он только и делал что грубил мне, обижал и всячески старался унизить. Поэтому ни на что хорошее в его лице я уже не рассчитывала. Но сейчас он помогает. И даже не мне. Моему сыну. Его сыну.
Снова навязчивая мысль признаться атакует сознание.
- Дан слушай…
Но он за подбородок дергает и голову наверх задирает. Грубо. Резко. Больно немного.
- Ты ведь понимаешь, что на твоего ребенка мне плевать, - бьет под дых, прямо в сердце длинный кол забивает, - я его терплю в своем доме. В своей жизни. Ничего больше. Но я ни какой-то там дегенерат, желающий ни в чем не повинному мальчику смерти. И если это так необходимо. Если он для тебя так важен, – слова даются ему с трудом, – то и я буду бороться за его жизнь до последнего.
Сглатываю.
