переглянулись.
— И-И-И-ИЗ-З-ЗВОЛЬТЕ ОБЪЯСНИТЬСЯ! — голос Надежды Генриховны приобрёл такие модуляции, что по спине у меня замаршировали крупные мурашки.
— Секретный отдел Службы безопасности, — начал один из, видимо, старших по званию. — Основная подозреваемая Мария Мухина и её подруга, на которую указал наш сотрудник. Мы вынуждены настаивать, чтобы девушки проехали с нами.
— У светлой что-то есть на шее! — выкрикнул покорябанный. — Пусть воротник расстегнёт, покажет, пока не перепрятала!
Маруся испуганно схватилась за горло.
Надежда Генриховна налилась дурной кровью, но Анечка успела раньше:
— ДА ТЫ В СВОЁМ УМЕ?!! — она рявкнула так, что парни качнулись назад.
— Немедленно покиньте императорскую гимназию! — завопила директриса, и по мощности это прозвучало почти так же хорошо. — Как вы смеете?!! Здесь, по-вашему, что — дом терпимости?!! Вон!!! Любые дальнейшие переговоры исключительно с личного дозволения государыни!!!
В этот момент с улицы донёсся вой сирен и от ворот побежала целая толпа полицейских — их здорово было видно с лестницы сквозь частично остеклённые двери. Мне было очевидно, что трое стоящих в холле мужчин могут спокойно положить и этих полицейских, и наших смешных гимназических защитников, но полномочий таких не имеют. Поэтому они ушли.
— Ну, рублями засыпали, — пренебрежительно хмыкнула вслед уходящим Анечка, имея в виду, конечно же, их злобные взгляды.
11. ВОТ ТОНКИЙ ЛЕДОК И ТРЕСНУЛ
СНОВА РАЗБИРАТЕЛЬСТВА
За графиней Строгановой послали немедленно, и она прибыла спустя два часа.
Пока она ехала, сидеть спокойно нам не дали. Сперва прибывшая полиция сняла подробные показания у всех, кто хоть что-то видел. Полицейских было много, но видевших было ещё больше. Спасибо, что центральных участников событий отпустили первыми.
Но радоваться было рано, потому что прямо от полиции нас отправили к батюшке. В малом храме сидел он сам, докторица, директриса и наша завуч. Но все женщины молчали, а расспрашивал нас только он. Из воспитанниц вызвали меня, Анечку (видимо, как предположительно указанную «сообщницу»), Марусю (чтоб я снова всех не забыла) и трёх старост классов нашего отделения.
Батюшка слушал объяснения старосты Шурочки и степенно кивал. Из её объяснений выходило, что гимназистки коллективно молились о болящих. Образец благочестия, как ни крути. Если бы не эти странные браслетики…
— Отец Арсений, — нетерпеливо сжала руки замочком директриса, — я должна дать однозначный ответ попечительнице. Вредное это начинание или полезное?
Батюшка сурово помолчал.
— Снова повторюсь. Я нахожу его полезным, поскольку подобный браслетик закрепляет в юных душах навык обращения к Богу. В некотором роде это созвучно применению чёток. Возможно, раз уж речь идёт о болящих, стоило бы понаблюдать момент воздействия на третье лицо…
— Валерий Степаныч, говорят, пострадал, — заметила завуч. — Этот субъект, — она брезгливо передёрнулась, — довольно чувствительно приложил его об ограду.
Степаныч был призван. Выглядел он, и впрямь, помято. А браслета моего не было! Я укоризненно покачала головой и привязала ему новый, после чего мы с девочками (в первую очередь, Аня, конечно) спели с пяток песнопений. Степанычу, естественно, стало сильно лучше. Докторица (осматривавшая его до и после) несколько обескураженно констатировала резкое уменьшение гематом, улучшение пульса и ещё какие-то мудрёные признаки.
— И вот тут за грудиной как булыжник сняли! — удивлённо подтвердил дворник, после чего и был отпущен.
Батюшка наше пение одобрил, но, кажется, немножко испугался и предложил в ближайшие дни (скажем, завтра, когда к обеду обязательно придут просители) произвести подобную процедуру в присутствии малого иерейского (это значит, священнического) собрания, которое он берётся организовать. Эта идея директрисе страшно понравилась, и нас наконец-то отправили в отделение.
Около входа в нашу тройку стоял Степаныч.
— Вы, барышня, не думайте, что я ваш подарочек снял да выкинул, — обратился он ко мне. — Дочка у меня прихворала, так ей навязал.
— Это ты, Степаныч, молодец, — устало похвалила я. — Сколько у тебя, говоришь, ребятишек?
— Шестеро, — переступил он с ноги на ногу.
— На вот, возьми ещё парочку, пусть будут. У иконок положи…
Я отвязала с запястья ещё два браслетика. Упасть хотелось, просто ужас. Но тут открылась дверь, и из спальни повалили девчонки.
— Что, уже чай? — удивилась Шура. — Все уроки сегодня скомкались!
Я подумала, что уж не все, а два послеобеденных, но возражать сил не осталось. Мы спустились на чай, снова поднялись к себе, я вроде бы расходилась, решила повязать — да так и уснула с крючком в руке, привалившись к подушке. Растолкали меня к ужину. Сказали, Строганова приезжала, выслушала кучу докладов, переговорила с батюшкой и решила беседу со мной отложить на завтра, чтобы было готово решение священнического консилиума.
На моём комоде высилась горка свежих браслетиков. Ой, это, наверное, девчонки! Пора уже общество организовывать, имени браслета с бусинками…
ГДЕ-ТО. БЕССИЛЬНЫЙ ГНЕВ
Оперативный отдел городского магоуправления.
— Костя, да успокойся! — Света сидела на краешке стола, слегка покачивая одной ногой. — Если она смогла правдомер обмануть…
— А почему «обмануть»? — глаза Кости забегали, сделав его до некоторой степени похожим на безумца. Царапины на его лице заметно поджили, но не исчезли окончательно. — Почему, собственно, все решили, что она обманывает⁈
— Ты это серьёзно? — беленькая девушка неуютно поёжилась. — Паутина по углам, для насыщения?
— А почему нет⁈
— Почему нет? — эхом откликнулась ещё одна девушка, с толстой простой косой. — Если мы обратимся к фольклорным мотивам, вспомните: не так уж редко появляется, к примеру, морской или горный царь, который похищает человеческого мальчика, склонного к магии, потому что ему нужен наследник. Отчего бы не быть одинокому медведю? Пусть он не обязательно царь…
— Медведь, который увешивает комнаты паутиной? — фыркнула беленькая.
— Ах, это пустое! Мы можем чего-то не знать, неправильно толковать…
СВЯЩЕННИЧЕСКИЙ ВЕРДИКТ
На следующий день вместо прогулки всё наше отделение пригласили в гимназический храм. По периметру ярко освещённого помещения были расставлены лавочки, со стороны алтаря сидели восемь батюшек — все с разными выражениями на лицах, от снисходительного до самого сурового, напротив, у входа — несколько испуганные просители со своими болящими чадами. Гимназистки уселись с правой от входа стороны. Слева, замыкая квадрат, разместился ещё с десяток человек.
— Консилиум, — негромко сказала Маруся. — Даже профессора Богуславского притащили, а он по местным меркам — звезда.
Из алтаря вышел наш отец Арсений — девятый батюшка.
— Что ж, приступим. Просители
