тем более сейчас, когда я не работаю уже полтора месяца.
ГЛАВА 27
ГЛАВА 27
ИРИНА
Сжимаю покупку в руках, несусь домой на всех парах.
- Мам, а где корм-то? – недовольно морщится Сюрик.
Когда он так делает, то похож на Марата на все сто процентов. Словно бы внешность моего сына и Шторма выливали из одной и той же формы.
- Корм? – бормочу я в растерянности.
- Ну да, корм Александру Сергеевичу. Ты же за ним ходила.
- Ах, корм… - наконец доходит до меня, о чем речь. – Ты знаешь… не было такого. Закончился.
- Угу. – Сюрик снова углубляется в чтение.
- Я сейчас переоденусь и накормлю тебя. – обещаю.
Сама же бегу в туалет – замачивать тест.
Тесты хорошо проводить с утра. Но до утра я точно не доживу – сживу себя со свету мыслями о предполагаемой беременности.
Замачиваю тест. Дрожащими руками кладу его на упаковку – высыхать. Смотрю, как медленно ползет жидкость по картонному столбику. Как высвечивается яркая первая контрольная полоска. А потом… не менее, а то и более яркая вторая!
Да!
Даже мне, очкастику, не надо напрягать зрение чтобы увидеть две отчетливые жирненькие красные полоски!!!
Да!!!
Вот черт!
Снова меня этот гад наградил!
- Мам… ну ты где там?! – стучится в ванную комнату Сюрик.
Меня всю мелко потряхивает. Не могу взять себя в руки.
- Ма-ам! – ты кушать обещала!
- Д-да м-милый, сейчас выйду! – лепечу я, заикаясь.
Сама же быстрей кладу положительный тест в упаковку, открываю дверь. Сюрик стоит, привалившись на костылях. Он запрыгивает в ванную помыть руки, а я несусь к себе в комнату, чтобы спрятать тест в прикроватную тумбочку. Мои дети уже достаточно взрослые, да и живут не в вакууме, наверняка они знаю, что означает картонный столбик с двумя полосками. Если они обнаружат подобный экземпляр в ванной комнате, то это полный писец! Вот стыдобища-то, а!
Прячу тест и несусь в гостиную.
- Сюрик, супчик разогрею, или пельмешки пожарю? Или и то, и то? – улыбаюсь я, и не понимаю, почему изображение сына плывет перед глазами.
- Мам, что с тобой? – басит мой малыш.
- А что со мной? – смахиваю я слезу.
- Ты плачешь.
Точно, плачу. Вот, черт, а я и не поняла по началу.
- Мам, ты тоже по нему скучаешь? – грустно произносит сынок.
- По кому? – не понимаю я.
- По дядь Марату.
Для меня имя «Марат» что серпом по самому сокровенному.
- Что значит, «тоже» скучаю? – стараюсь взять себя в руки.
- Потому что я тоже скучаю. – признается сынок, глядя на наши с Маратом отпечатки ладоней в рамке в шкафу. – И Игрушка, и Коля, мы все скучаем. Прикольный дядька он. Добрый. Вроде занимался нами, а потом исчез…
Господи, бедные мои несчастные детки! Как же им не хватает любви и тепла от отца. Я отдаю им всю себя, стараюсь изо всех сил, но я – мать. Отца я им заменить ну никак не могу.
Марат бросил меня во второй раз. Это очень жестоко. Но еще жестче то, как он поступил с детьми! Они же живые! Они же не игрушки без сердца. А он? Поиграл в отца и бросил, как ненужных котят в заснеженном лесу.
- Сюрик, милый, у дяди Марата свои дела. – присаживаюсь я к сыну на диван, обнимаю его голову, зарываюсь носом в короткие жесткие темные волоски. – Это не значит, что он вас забыл. Он просто… занят. У него работа ответственная, он готовится к свадьбе…
Ненавижу его! И ненавижу себя, за то, что приходится оправдывать этого говнюка! Нет ему оправданий! Ни при каком раскладе!
- Мы звонили ему мам… Он не отвечает.
- Вы? Звонили? – напрягаюсь я. –Когда?
- Да недели две назад, и вот недавно. Абонент – не абонент у него. Телефон выключен, номер недоступен… Может, он нас заблокировал, мам? В черный список отправил?
Я убью его, если так! Вот урод! Хорошо, что я ему не названивала. Взять и заблокировать номер детей, за которых тянул мазу в школе, чьим отцом он прикидывался, это уже за гранью добра и зла!
Поговорив с сыном иду на кухню – варить пельмени для Сюрика. Сейчас придут и Игрушка с Шоколадом с занятий. Нужно брать себя в руки. И так Сюрику настроение испортила своими слезами,ведь дети не должны этого всего видеть. Слезы матери негативно влияют на них. Я должна быть сильной ради них. Я не должна раскисать даже по поводу своей нежелательной беременности.
Кстати… Застываю с пельмешками над кипящей кастрюлькой. А что я буду делать с этой беременностью? Вопрос настолько очевидный, но и он выбивает меня из колеи. Прерывать? О, боже, а вдруг там опять тройня? В глазах моментально темнеет. Я – старая больная женщина, ну куда мне еще одну тройню?! Я разве вывезу еще раз все это? Крики, плачи, колики, зубы, и это все, помноженное на три! Я как вспомню собирание на прогулку сразу с тремя, так и вовсе вздрогну!
И ведь никто не поможет мне. Мамулечка моя тоже не помолодела за эти десять лет, да и у нее свой муж, своя личная жизнь. Она сможет мне помочь только со старшими детьми, а младенцы будут полностью на мне.
А потом. Финансы. С троими я не смогу работать вообще никак. Только если нанять няню. Одна няня с троими не справится. Это не мать, которой от детей некуда деться. Посторонняя женщина убежит после недели работы и будет права. И на что я буду жить с тремя младенцами, пока не отдам их в детский садик?!
В общем, перспектива вырисовывается отнюдь не радужная. И что делать со всем этим, как это все разгребать, я вообще не знаю…
ГЛАВА 28
ГЛАВА 28
ИРИНА
Но ладно, со всеми этими последствиями я столкнусь месяцев через девять. Но что мне делать вот прямо сейчас?! Как сообщить о моей беременности детям? Что я им скажу, на закономерный вопрос: «от кого лялька-то, мамочка, у тебя в животе завелась»?!
От их любимого дяди-папы Марата?! Ну как я им такое сообщу?!
А что я скажу маме? Одиннадцать лет
