фермер держит, – зачем-то пояснил он.
– А про меня не спрашивал? Откуда мои звание-фамилию знает?
– Спрашивал... – капитан отмахнулся. – Тоже молчит.
– А приступ серьезный? – уточнил Руслан. – Если долго ждать, я лучше пойду, и так день уже почти закончился, а я ещё до дома не добрался.
– Да нет... вон докторша выходит, сейчас скажет.
Со стороны камер КПЗ к ним действительно шла молодая девушка в белом халате и маске на лице. Она как-то безошибочно определила главных в этом помещении и подошла к капитану с Русланом.
– Воняет от него – жуть, вы бы его хоть вымыли, – недовольно сказала она через маску.
– Осудят – помоем, – философски заметил Угольников. – Что с ним?
– Да поживет пока... правда, боюсь, не слишком долго – при его-то образе жизни. Лечение нужно серьезное, но у нас и в центральной больнице такое не делают... Только в столице. Я бы рекомендовала его сразу в тюремную больницу определить, пусть там свой срок отбывает, может, протянет ещё год или два. На сколько его планируете?
– Там хулиганство, пятнадцать суток.
– А... это он переживет, – устало констатировала врач. – А потом обратно, на улицу? – капитан кивнул. – Ну тогда не два... год, дай бог, проживет.
– Над этим мы не властны... – пробормотал Угольников. – Вы с ним закончили?
– Да... укол сделала, аспирин дала, там больше ничем не помочь... в таких условиях.
– Всё равно спасибо, – капитан улыбнулся.
Врач сделала неопределенное движение ладонью – и направилась к выходу из отделения. А Угольников повернулся к Руслану.
– Ну что, лейтенант, теперь это пациент твой.
***
Руслан постоял в дверях камеры, привыкая к полумраку и вони. На нарах лежал человек, накрытый каким-то тряпьем; пахло от него действительно паскудно – впрочем, иного запаха от бездомного бродяги ожидать и не стоило, от них от всех несло скисшим потом и непонятно чем ещё. Руслан снова заколебался – входить внутрь хотелось ещё меньше, чем раньше, и только пример врачихи, которая сумела не только войти, но и обследовать этого «пациента», как его назвал капитан, заставлял его остаться на месте и не сбежать в паническом ужасе. Выдержала она – выдержит и он, подумал Руслан и бесстрашно шагнул вперед.
Человек пошевелился, приподнялся на одном локте – и Руслан замер на полушаге. На него смотрел тот человек, который совсем недавно сидел у костра в «берендеевом» лесу и будил потерявшего сознание Руслана. Впрочем, он сомневался в реальности той сценки, а сейчас и вовсе уверился в том, что это ему пригрезилось из-за, например, удара по голове. Дело в том, что этого бомжа он знал – не близко, конечно, в гости друг к другу они не ходили. Но этот старик постоянно сидел у главного в городе Спасского собора и просил милостыню; пожалуй, его знали едва ли не все жители, потому что миновать этот собор было невозможно, особенно в дни народных гуляний. Кажется, этого бомжа все называли Мишкой – но было это прозвищем или настоящим именем, Руслан не знал.
– Пришел всё-таки... – пробормотал бомж. – Тяжко было тебя оттуда доставать, тяжко, если бы не вера, то и не справился. Вера – она всему голова, она силу дает, так что сходи как-нибудь к Спасу, поставь свечку рабу божьему Михаилу...
– Как же не прийти на такое приглашение, – ответил Руслан. – Ты кто такой? Я видел тебя у собора, ты, наверное, видел меня. Но откуда ты меня знаешь?
– Я же сказал... кхе-кхе... – бомж закашлялся. – Раб божий, Михаил. Так меня прозвали, им я и являюсь. Рабом... кхе... божьим. А полностью – Михаил Потапович. Знаешь, наверное, кого так в народе называют? Медведей. А ты у нас чей? Медведев... Связаны мы.
Руслан обдумал эту информацию. Выхода какая-то хрень, но он решил
