я вообще молчу. Здоровой ногой стою на этой чёртовой ступеньке, больная нога болтается. И всё это напоминает извращённую пытку.
— Могли бы и скамейки поставить. — заныла я.
— Куда? На лестнице? — снова вмешался парень.
— Не с тобой разговариваю.
— А ты чушь не неси, и кстати, около кабинетов есть скамейки.
— Ага, для тех, кто выжил.
Простояв в очереди ещё час с небольшим, Октябрина, наконец-то, помогла мне добраться до стула в кабинете врача.
— Упала, теперь нога болит.
Врач кинул быстрый взгляд на мою ногу, взял клочок бумажки, что-то написал своим неразборчивым почерком и протянул мне.
— Идите на рентген.
Направление брать не стала, смотрю на него.
— А посмотреть?
— Я уже посмотрел.
— Ну вы не пощупали!
— Что я, женских ног не щупал. На рентген идите, сказал же.
Октябрина взяла направление, и тут же возмутилась:
— Но это другой район.
— У нас рентген сломался.
— То есть деньги на ремонт вы нашли, а на рентген нет? — Во взгляде Рины появилось что-то такое, что давало понять — она готова убивать.
Пожилой врач пожал плечами и философски заметил.
— Ну, сломался и сломался, что, теперь нам стены не красить? Идите, не задерживайте очередь. Потом со снимками вернётесь.
— Объявление вешать не пробовали? — не унималась Октябрина.
— Отклеилось, и кстати, около калитки стоит стойка с объявлением, только почему-то все через парковку заходят и не видят его.
— А вы попробуйте поставить около входа в травматологию, тогда заметят, — проворчала я и гордо поскакала на выход.
— Ещё ни одна сволочь, выходящая из кабинета, не сказала, что рентген не работает. — возмутилась и уже громко, чтобы услышало как можно больше людей, добавила. — Здесь рентген не работает.
— А что молчали?
— Раньше сказать не могли?
— И что теперь делать?
Сразу полетело со всех сторон.
— Вот поэтому никто и не говорил, — прошептала Рина и повела меня подальше от разгневанной публики.
Ага. Будто это я объявление не повесила. Я же как лучше хотела, а они…
Обидненько стало.
— Поехали в платный травмпункт. Второго бесплатного я не выдержу.
— Не надо, Рин. У меня денег нет и с работой катастрофически не везёт, как и по жизни, впрочем. Сможешь довезти меня до больницы? Я там одна справлюсь.
— Оставь тебя, бедовую, ты же не только ногу сломаешь, но и голову проломишь.
Промолчать не могла? Обязательно обижать надо было? В долгу не осталась.
— У тебя глаз один не накрашенный.
Вот. Сказала и легче стало, ещё показательно отвернулась, а то чуть что, сразу бедовой обзываться.
В платной больнице мы управились быстро и рентген сделали, и врач гипс наложил, даже подсказал, где костыли напрокат можно взять.
— Тебя куда отвезти?
— Высади где-нибудь в городе.
— И что скакать будешь в общественном транспорте? Говори уже, где живёшь, не беси.
— Раз бешу, то здесь выйду.
— Дурная! Тебе помочь пытаются, а ты?
— А я помощи не просила.
— Ага. Ещё скажи, что ты в ней не нуждаешься.
— Не нуждаюсь. — и нос повыше задрала, всем видом показывая, что не нуждаюсь.
— Тогда чего ты ни свет ни заря в грязи сидела.
— Захотелось.
— Лучше бы ты головой приложилась, может, поумнела бы.
— Открой дверь.
Но эта вредная курица даже слушать меня не стала, загорелся зелёный, и она поехала куда-то в только ей известном направлении.
— Ненавижу помогать людям. Никогда и никто не скажет спасибо. Только корчат гордых, мол, и сами бы справились. Так если бы сами справились, спрашивается, чего не справлялись. Каждый раз уговариваю себя не помогать, но нет, жалко же. Вдру, что случилось у человека, — бубнила Октябрина, — а у человека и случилось: мозг заморозился, извилины шевелиться перестали.
— Может, хватит меня оскорблять?
— Ещё и не начинала.
— А сейчас что делала?
— Рассуждала вслух. Так расскажешь, что ты делала на улице в такую рань?
— Из дома ушла. Точнее, я жила и работала в одном месте, но решила уйти оттуда, думала, домой уеду. До станции шла, но решила на «сарай Ленина» посмотреть.
— Нашла на что смотреть.
— А что? Я его не видела.
— Ну ты бы ещё до шалаша сходила.
— А что и шалаш есть?
— Ладно, так и быть, покажу как-нибудь. Возвращаться на работу не хочешь?
— Не хочу.
— У меня комната две недели пустовать будет, можешь пока там пожить. Работу тебе придётся самой искать.
— Спасибо.
— Ого. Я не ослышалась.
Мотаю головой.
— Ну ладно, пожалуйста. Где вещи оставила?
— Нигде. Я сумку потеряла.
Пришлось рассказать Октябрине о своих приключениях.
— Ой, дурная! Вот точно лучше бы ты головой приложилась! Таких безответственных я ещё никогда в своей жизни не видела.
— Да почему все говорят, что я безответственная? Нормальная я.
— Нормальная не оказалась бы в такой ситуации. Ладно, поехали ко мне сначала, отдам что-нибудь из старых вещей.
— Спасибо.
— Спасибо-спасибо, — передразнила меня Рина. — Научишься включать голову, перестанешь испытывать неловкость. С волосами тоже трагедия или решила выделиться из толпы.
— Покрасилась, а оно вон что получилось. Невезучая я.
— О, нет. Ты везучая. Потому что другого объяснения, как ты дожила до своих лет со своей дурной головой, у меня нет.
— Да хватит меня оскорблять.
— А я и не начинала. Ладно, не расстраивайся. Сейчас и с этим что-нибудь придумаем.
Октябрина жила в небольшом одноэтажном доме из дерева. Стены выкрашены в ярко-красный цвет, крыша тёмно-серая, перед домом небольшая парковка, по периметру вдоль забора натыканы туи.
— Красиво.
— Ага, сами старались. Пошли.
Я поковыляла к дому, с костылями и гипсом, конечно же, проще, чем было утром. Внутри, наоборот, оставили естественный цвет дерева. Везде стояла деревянная мебель, белая с резными рисунками. Уютно и мило, особенно после склепа Дани.
— Блин, дома краски почти нет, всё на работе, придётся выбирать из того, что есть.
— Может, не надо?
— Надо. Я профессиональный колорист, а при виде твоей зелени, мои глаза просят пощады. Ты какой хотела быть?
— Блондинкой. Как у тебя.
— Не пойдёт. Сольёшься и будешь скучной молью.
— А какой тогда?
— Рыжей будешь. Тебе и по характеру пойдёт.
— Не хочу рыжей быть.
— У тебя выбор невелик: зелёная или рыжая, хотя могу на лысо.
Я скептически посмотрела на Рину.
— Что так смотришь? Стильно, модно, молодёжно. Давай садись на стул.
— Только не налысо, ладно?
— Ну ла-а-адно, уговорила, будешь рыжей.
Октябрина оказалась права: рыжей мне хорошо. Как пришибленная пялилась на своё отражение, если бы не гипс, можно было бы отправляться мужские сердца покорять.
— Отлично, теперь пойдём шмотки смотреть. А муж ещё ругался, что я никак не выкину этот хлам, а он вон пригодился.
Рина достала два огромных баула, которые
