просто следует за мной, как тень. Моя левая рука. Лучше б ты правой поработала как следует…
— Голодная? — всё-таки спрашиваю, открыв перед ней дверь. Даже у моего внутреннего гандона есть лимит.
— Да, — отвечает просто. Не жеманничает и не выделывается, премного благодарен.
Я делаю заказ на английском, она — на турецком, от чего официант расплывается в такой улыбке, что хочется зажмуриться. У них тут что, скидки на отбеливание зубов? Хотя, хер знает, что она там ему говорила. Как вообще на этом языке можно общаться?
— Переведи фразу, — говорю, когда официант отходит. Она отрывается от созерцания белой скатерти без узоров и смотрит выжидающе, а я пытаюсь повторить так, чтобы не выглядеть идиотом: — О кадыны аламаяджаксын.
— А контекст? — спрашивает, пытаясь остаться невозмутимой, но едва сдерживает улыбку. Её потуги очевидны, а глаза сияют особенным озорным блеском. Она оживает, как будто кто-то включил внутри неё не лампочку даже, а новогоднюю гирлянду.
— Не важно, — отвечаю, не в силах оторвать от неё взгляда.
— Без контекста совершенно не ясно, — отвечает, кокетливо ведя одним плечиком и опуская взгляд на скатерть, тут же начав рисовать пальцем узоры.
Я бы мог подумать, что перековеркал на столько, что фраза перестала быть фразой и превратилась в набор звуков, но она намертво засела в голове и в произношении я был абсолютно уверен. И сказана она была без контекста. И, судя по её игривому настроению, он всё-таки послал меня. Что ж, тогда в расчёте.
За весь обед она поднимала взгляд лишь дважды — коротко поблагодарить официанта. Была задумчива и иногда слабо улыбалась, а я внаглую таращил глаза за неимением других более интересных занятий. Вообще, неплохо было бы, скажем, проверить рабочую почту, но эти турецкие каникулы вышвырнули из реальной жизни, как шелудивого пса с богатой парадной. Надо побыстрее улаживать с юристом и вылетать.
Быстро доедаю и подзываю официанта, попросив счёт, а в его ответном взгляде совершенно отчётливо читаю презрение.
— То, что не успели принести, положить с собой? — спрашивает на ломаном английском, от которого вянут уши и я морщусь в ответ.
Переводчица что-то лопочет на местном, он кивает в такт её словам, отвечает и уходит, а я понимаю, что она, в отличии от меня, поесть не успела, и морщусь вторично. Пока размышляю, как реабилитироваться, официант приносит счёт, а она поднимается, берёт свою сумочку и выходит. Лучше бы снова отвесила пощёчину.
Впрочем, примерно это и сделала, но более виртуозно. Выхожу, а она покупает в уличном ларьке какую-то местную дрянь и начинает с аппетитом её уплетать, капая соусом на раскалённый асфальт и набивая в рот столько, что с трудом может прожевать. А я опять стою и пялюсь, как заворожённый.
— Спасибо, что подождали, — говорит без тени иронии, наспех вытирая рот салфеткой.
Отмираю и вызываю такси, чувствуя, как горит левая щека, а недавняя фантазия терпит принципиальные изменения. Сажаю её к себе на колени и кормлю сам.
Через час мы снова в аэропорту. Тошнит уже от этой толкотни, оров и разевающих рты туристов. Набираю Шахова и он тут же выходит из здания, держа в руке телефон, жестом приглашая пройти, как будто аэропорт лично его.
«Прогуляйтесь по моему саду/пляжу/аэропорту» — кривлюсь мысленно и пропускаю вперёд Диану.
Она на секунду замешкалась, а во взгляде мелькнуло удивление. В самом деле, нахера я это сделал? Ах, да, чтобы они с пижоном не обжимались за моей спиной.
— Диана, — зову её негромко, но она вздрагивает и резко оборачивается, таращась на меня широко распахнутыми глазами, — забей на деловой этикет, я хочу знать, что происходит вокруг.
— Поняла, — кивает серьёзно, а я погружаюсь в вакуум, игнорируя все голоса, кроме её.
Шахов на пару со своим верным псом ведут нас в комнату охраны и едва открывается дверь, на меня обрушивается поток иностранной речи.
— Охранник утверждает, — тут же начинает говорить переводчица, приблизившись и понизив голос, — что Кирин, наш юрист, инициировал драку и неадекватно отреагировал на просьбу проследовать за охраной для выяснения обстоятельств. Административным штрафом не отделаться, он должен вызвать полицию и не сделал этого до сих пор только потому, что ещё не прибыл переводчик. Шахов пытается убедить его, что мера это чрезмерная и произошло недопонимание, что это сотрудник его бизнес-партнёра и тот спешил по поручению. Охранник упирается. Али говорит, что он переводчик и может посодействовать, охранник отвечает, что доверия ему нет и он может перевести как угодно. Ситуация патовая, стороны далеки от соглашения.
— Почему он говорит с ними, а пялится на нас?
— Думаю, он нас узнал. Я видела его в аэропорту, когда мы прилетели.
— Можем надавить на то, что нас грабанули на территории аэропорта, но свои претензии мы засунули в известное место?
— Тактично или как Вы сейчас, с наездом? — уточняет деловито.
— А как поможет? — кривлюсь в ответ и она тут же выходит вперёд и начинает лопотать таким сладеньким голоском, что все затыкаются. Кайф… мои бедные уши.
Охранник косится на меня, ухмыляется и думает. Потом кивает и уходит через ещё одну дверь, а возвращается с моим юристом. Фингал под глазом, разбитая губа и грязная одежда, но портфель к груди прижимает с такой силой, вцепившись в него скрюченными пальцами, что я всерьёз начинаю опасаться, что они уже никогда не разомкнутся. Я мысленно подсчитываю убытки, а переводчица расплывается в улыбке и тараторит, видимо, благодарности. Охранника начинает раздувать от чувства собственной значимости, он милостиво выслушивает её и выпроваживает нас из своей каморки.
— Эм… — я в шоке и скрыть это не получается. — Что ты ему сказала?
— Правду, — пожимает плечами невозмутимо, — этой ситуации не было бы, если бы нас не ограбили. И полиция не сможет сделать с иностранным гражданином то, что с ним сделает его же начальник в грубой форме, так что нарушитель спокойствия получит сполна.
— И всё?
— И попросила посмотреть видео с камер.
Тихо хмыкаю и хватаюсь за телефон с намерением вызвать такси, но тут влезает Шахин:
— Я на машине и мне нужно в город, могу подбросить. Заодно можем обсудить соглашение. Полагаю, с контрактом теперь проблем не будет, могли бы всё уладить, пока вы не улетели.
Очень хочется поставить жирную точку и я соглашаюсь. И ловлю себя на мысли, что выгляжу таким же напыщенным индюком, каким был охранник пару минут назад.
В машине Ибрагима меня зажимают на заднем сиденье Али и Кирин. Последний от пережитого стресса и быстрых путанных объяснений вырубается минут за пять неспешной езды, удобно пристроив свою