девятнадцатого века – это особая примета.
И остаться на день нельзя, Пётр Христианович на сто процентов был уверен, что его дёрнут во дворец, не сам Александр, так Мария Фёдоровна. Он советы дал, а его не послушали, вот и результат. И теперь уговаривать Государственный Совет не предпринимать жёсткие меры некому. Чарторыйский убит. Полякофилов не лишку при дворе осталось. А желающих повоевать, пограбить, удаль молодецкую показать, ордена заработать всегда в избытке. И повод замечательный.
Позади, выглядывая из-за него, к окну подобралась вся их банда. Брехт ещё раз глянул на полицейского, тот ёжился и кутался в епанчу, ветер, как и вчера, бросался во всех встречных и поперечных мокрой противной моросью.
– Будем выходить, попробуем оглушить. Не получится, тогда придётся убить. Стеша, ты пойдёшь с нами. Тебе здесь оставаться нельзя. Кстати, а чей это дом? Он ведь не Константину Чарторыйскому принадлежит?
– Нет. Это бывший дом президента Императорской Академии художеств Бецкова, который он завещал адмиралу Дерибасу, потому что тот был женат на внебрачной дочери Бецкого. А теперь вдова Дерибаса – Анастасия Ивановна его сдаёт. У неё рядом ещё дом на Дворцовой набережной.
– Вот как! – Пётр Христианович задумался. Он не знал, а как вынести из этого дома, мешки с деньгами, сундуки с монетами и коробки с украшениями.
Дерибаса Витгенштейн знал, и в памяти это осталось по наследству Брехту, адмирал тоже был заговорщиком, но чуть не дожил до осуществления оного. Помер. Удар хватил. Шептались в Москве, что генерала отравили. Мол, чёрный совсем был, когда его в карете нашли. А что, с графа Палена станется, если адмирал решился всё рассказать Павлу, то вполне и отравить могли.
– Вдова адмирала Дерибаса … Вдова адмирала Дерибаса …
– Анастасия Ивановна, – подсказала Стеша.
– А ты, Стеша, чем тут занималась? – Брехт как-то и не удосужился спросить. Но девушка к Адаму и Костику Чарторыйским явно любви не испытывала.
– Кхм. Я … Это … Я за хозяйство отвечала. – Смутилась девушка.
Ну, понятно, а братики по-хозяйски с ней поступали, распоряжались ею по усмотрению. Понятно. Понятно. Ну, получили своё. В следующей жизни не будут девушек насиловать.
– Как думаешь, Стеша, а вдова адмирала мне сдаст эту квартиру? Освободилась же она теперь. Братья Чарторыйские не женаты. Да и репутация теперь у хоромов этих подмочена. Как думаешь, сдаст?
– А вы кто? – всё ещё красная повернулась «хозяйка» к нему.
– Хоооороший вопрос.
Событие тридцатое
Кто хочет разбогатеть в течение дня, будет повешен в течение года.
Леонардо да Винчи
– Мария Фёдоровна, простите ради бога, бегом бежал, не было дома, а как вернулся, так сразу и полетел. – Брехт и, правда, бежал. Не очень и далеко, по той же Миллионке метров четыреста до Зимнего дворца. Сейчас зато мокрый. Как мышь. Да, как целое мышиное стадо. Что говорят про бегущего генерала? В мирное время – смех, в военное – панику. Люди оглядывались. Даже шарахнулись двое каких-то кургузых личностей. Уже поднимаясь по ступеням дворца, Брехт понял почему. Он же в голубом ментике и доломане. Цвет Мариупольского полка синий, но у графа он вылинял до голубого, да и изначально был далеко не тёмно-синий, а он так новый мундир себе построить и не успел. Конечно, у гусар другая форма, чем у полицейских, но это же потом отличие найдутся, а сначала преступник видит, что на него бежит человек в голубом мундире. Сыкотно.
С полицейским справились легко. Помогла Стеша. Она спокойно вышла из подъезда, страж порядка на неё оглянулся и стоял, ждал, пока она подойдёт. Ожидаемо, так с барышней и договорились. Пётр Христианович за ними через выбитое пулей окно посматривал. Стеша подошла к полицейскому и, несмотря на окрик мусора, прошла ещё пару шагов. И бедолага за ней повернулся, спину Брехту подставив. Граф его, пока он на Стешу кричал и приголубил подсвечником бронзовым. Тяжёлый. Отволокли блюстителя к подъезду и в руки подсвечник вложили. Вот шараду будет бедняга разгадывать, откуда у него антиквариат в руках, когда очнётся. Сами вышли из подворотни и через проходной двор оказались на набережной Мойки, сделали небольшой круг и со стороны Зимнего подошли к особняку Валериана Зубова. Только зашли, а Гюстав ходит руки заламывает. Два раза уже от императрицы посыльный прибегал. Велено графу Витгенштейну немедленно, как появится, следовать во дворец. Галопом. Велено – поголопил.
Прибежал. Провели графа Витгенштейна не в ту чайную комнату, а в большую залу, где стоял огромный стол с десятками стульев с обеих сторон, вдоль стен стояли стеклянные буфеты-витрины с фарфором, кобальтом с золотом разукрашенным. Столовое серебро посверкивало. Подносы всякие и прочие ендовы. На стенах картины, итальянцы всякие с голландцами. Дорого – бохато. Музей. Уж не в Эрмитаже ли он? Шутка.
– Прощены, граф. Это я в смятении чувств, вы слышали, что случилось сегодня ночью? – Вдовствующая императрица и на самом деле выглядела встревоженной, не царственно сидела в глубоком кресле, обтянутом золотой парчой, а ходила вдоль этого огромного стола. Но при этом выглядела даже лучше, чем позавчера. Меньше белил нанесли, румянец пробивался настоящий, а не нарисованный и платье было менее пышным, к ней хоть подойти можно не натыкаясь на обручи подола. Интересная сейчас мода. Англичане ввели для женщин. Эстеты, блин. Верх это такая свободная греческая туника с полностью открытыми плечами, да и грудь, у кого она есть, практически вся на виду. Хвастаются дамы бюстами. Мария Фёдоровна родила восемь, или сколько там, детей, но грудью их не кормила, не растолстела, и ей было, чем похвастать выше пояса.
– Нет, Ваше Императорское Величество, извините Мария Фёдоровна, – специально оговорился, чтобы показать, что тоже мысли скачут. Ну, мои мысли – мои скакуны.
– Убиты Адам Чарторыйский и его брат Константин и с ними вместе Юзеф Понятовский, что приехал в Петербург улаживать свои имущественные дела. Ему от дяди большое наследство осталось.
Мать его за ногу, так вот у кого вся грудь в орденах была. Ох и удачно они напали на ту карету. Такую первостатейную сволочь завалили. Он же потом маршалом Франции должен был стать, командовать всем польским корпусом, что влился в войско Наполеона. Брехт прямо сдержал себя, чтобы не улыбнуться радостному известию. И самое приятное, что он ещё и племянник последнего польского короля Станислава Августа Понятовского. От него, значит, наследство досталось. Жаль нельзя это наследство к рукам прибрать. Много там чего, наверное. Был ведь любовником Екатерины и та даже дочь от него родила – Анну. Точно Брехт не помнил, но ребёнком умерла.
– Я же
