Книга Девять дней - Хулина Фальк

Колин потенциально мог бы стать отличным другом. Может быть, даже превратился бы в моего лучшего друга, если бы у нас было больше времени.

Вот о чём я говорю. Большая, глубокая дружба.

Единственная причина, по которой Колин сейчас здесь, со мной, — это потому, что я хочу умереть. И он хочет показать мне, что этого делать не стоит.

Но я действительно хочу умереть, и неважно, в какие приключения он меня втянет, моё мнение не изменится.

— Смотри, — говорит он, указывая на горизонт.

В Нью-Сити горит несколько огней. В 6:30 утра не так светло, как я думала. Я думала, что чем больше людей проснётся, тем больше огней осветит город, но я ошибалась.

И я была ещё более неправа, когда сказала, что рассветы — это не что иное, как пустая трата времени.

Небо окрашивается во все цвета, которые я только могла себе представить, как только начинает всходить солнце.

Темнота рассеивается, и такое ощущение, что океан может загореться и превратиться в нечто совершенно новое. Как будто бассейн с глубоко-синей водой очищается и кажется золотистым от источника света, падающего на него.

Что-то совершенно странное и в то же время такое, что каждый должен увидеть.

Не осталось и следа темноты, когда огромный огненный шар поднимается на горизонте, распространяя тёплый золотисто-пурпурный цвет по всему небу во всех мыслимых направлениях. Облака мерцают, как пыльно-розовая сахарная вата, перед произведением искусства, которым является небо.

Захватывает дух, когда видишь, как солнце окрашивает небо всего мира.

Колин поднимается на ноги, и поднимает меня, как только встаёт сам. Он подводит нас к краю, и мы просто стоим там, наблюдая за восходом солнца.

— Сделай это, — шепчет он. — Кричи, ори, выплесни свой гнев и разочарование.

Я позволяю себе в шоке посмотреть на Колина. Он сказал, что я могу это сделать, но я не думала, что он действительно этого захочет.

— Думай о небе как о своей боли и кричи на него.

— Ты сумасшедший, — говорю я ему, усмехаясь.

— Я переживу. — Он поворачивается и поднимает моё лицо к небу. — Сейчас, Лилибаг. Кричи. — Он делает несколько шагов назад, предоставляя мне больше пространства.

И когда это овладевает мной. Гнев, который я испытываю из-за того, что никогда не была достаточно хороша. Разочарование, которое я испытываю из-за стремления к лучшей жизни, которая никогда не наступит. Боль, которую я испытывала в течение многих лет из-за разлуки с моими родителями, взяла верх надо мной и моей семьёй.

Поэтому я кричу.

Я кричу во всю мощь своих лёгких, позволяя всему гневу и агонии из моего прошлого покинуть моё тело.

Он был прав. Это освежает. Приятно наконец-то выплеснуть все это наружу.

Это как быть в тренажёрном зале и поднимать 220 фунтов на скамейке, а потом наконец избавиться от веса. Удовлетворение, которое приходит, когда ты понимаешь, что несёшь такой груз, будто это перо. Ты чувствуешь себя легче, когда его нет, и только тогда понимаешь, насколько это было тяжело.

Этот груз всё ещё на мне. Я знаю, что он не исчез. Он никогда не исчезнет. Но всё равно приятно на мгновение избавиться от него.

Слёзы текут из уголков моих глаз, когда я успокаиваюсь и перестаю кричать. Я не плачу, но в некотором роде это так.

Я всегда думала, что слёзы появляются только тогда, когда твоё сердце разрывается от всей той боли, которую ты испытываешь. Никогда бы не подумала, что ты можно плакать от облегчения.

Когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Колина, я вижу, что он убирает свой телефон.

Предположение, что он только что заснял всю мою вспышку гнева, меня не устраивает. Интересно, в чём суть нашего проекта? Он мне ничего не скажет.

Несмотря на неприятное ощущение от предположения, что у Колина Картера есть видео, где я кричу на его телефоне, на самом деле мне всё равно.

— Спасибо, — от всего сердца благодарю я его, подходя к нему ближе.

Колин раскрывает руки, позволяя заключить себя в объятия.

Я ненавижу объятия. По крайней мере, так было раньше, пока я не оказалась в объятиях Колина. Его руки обнимают меня так нежно, но в то же время достаточно сильно, сопровождаемые такой защитой, что я чувствую, будто он пытается убедить меня, что теперь он — моя броня.

И, боже, я чувствую себя в безопасности в его объятиях.

Я прижимаюсь щекой к его плечу, а руками обхватываю его торс. Я чувствую, как рука Колина гладит меня по волосам, а другой рукой он рисует круги на моей спине.

Это успокаивает.

Ещё несколько слез скатываются по моему лицу, когда я понимаю, что мне больше не доведётся пережить подобные моменты. По крайней мере, не так много.

Но всё в порядке. Я буду наслаждаться ими, и, если я действительно вспомню свою жизнь перед смертью, я буду вспоминать эти моменты с улыбкой на лице.

Внезапно я гораздо больше взволнована предстоящими семью днями с Колином. Сегодняшний день я уже не считаю. Он выбрал раннее утро в качестве своего времени суток, так что я не думаю, что увижу его до конца дня.

Мы просто стоим здесь, обнявшись, некоторое время, пока я, в конце концов, не отстраняюсь.

Колин обхватывает моё лицо ладонями, слегка лаская мои щеки, скользя большими пальцами по моей коже. От этого у меня по спине пробегают мурашки.

На мгновение мне кажется, что он хочет поцеловать меня, но я знаю, что это не так. Итак, как только в моей голове появляется мысль, она исчезает.

Его глаза пристально смотрят в мои. Нежная улыбка тронула его губы, пока он смотрел на меня.

— Ты действительно красивая, ты знала об этом? — говорит он тихо. Что-то в его голосе кажется странным. Обычно он такой жизнерадостный и щебечущий. Но на этот раз он нежен и жизнерадостен.

Если я правильно поняла Колина, ему не нравится быть уязвимым. Так что рассказывать мне о своей сестре, о том, что он чувствовал, когда думал, что она умирает, — и вести себя как угодно, только не как мистер крутой парень, — должно быть, было довольно сложно для него.

— Спасибо, — говорю я, слегка улыбаясь ему.

Колин приподнимает мою голову, при этом его указательный палец касается моего подбородка. Его лицо приближается к моему, пока его губы не касаются моей кожи.

Он медленно целует меня в лоб.

Моё