пятачке у каменной глыбы стояла тишина, иногда нарушаемая негромкими голосами Миллера и Андреа, которые накладывали шину, да стонами раненого, испытывавшего адскую боль и тщетно пытавшегося вырваться у них из рук. Наконец, морфий подействовал, и Миллер смог работать без помех после того, как Андреа натянул над ними плащ-палатку. Она служила двум целям: защищала от мокрого снега и экранировала узкий пучок фонаря, который держал в свободной руке Андреа. Вправив, забинтовав сломанную ногу и наложив на неё надёжную шину, Миллер поднялся на ноги, выпрямляя занемевший позвоночник.
— Слава Богу, закончили, — произнёс он устало и кивнул на Стивенса. — Я и сам чувствую себя не лучше его. — И замер, предостерегающе подняв руку. — Слышу какой-то звук, прошептал он Андреа на ухо.
— Это Браун возвращается, дружище, — засмеялся грек. — Я уже с минуту слышу его шаги.
— Почему ты думаешь, что это именно Браун? — удивился американец, досадуя на себя самого, и убрал пистолет в карман.
— Браун знает, как следует передвигаться в горах, объяснил Андреа, — но он устал. Что же касается капитана Мэллори… — Грек пожал плечами. — Мне дали кличку Большая кошка, но среди гор и скал капитан ступает легче кошки. Он движется как призрак. На Кипре его так и звали. Лишь когда Мэллори коснётся твоего плеча, ты узнаешь, что он рядом.
— Вы бы, ребята, не очень-то тут ползали, — зябко поёжился Миллер. Подняв глаза, он увидел Брауна, который появился из-за валуна. Тот двигался неверной походкой выбившегося из сил человека. — Привет, Кейси. Как дела?
— Ничего. Бывает хуже, — ответил Браун, поблагодарив грека, который снял у него с плеча и легко опустил на землю ящик с взрывчаткой. — Это последний. Капитан меня с ним отправил. Неподалёку от обрыва мы услышали голоса. Он остался, чтобы послушать, что скажут немцы, заметив исчезновение Стивенса. — Кейси тяжело опустился на ящик. — Может, узнает, что они намерены предпринять.
— Лучше б тебя там оставил, а сам пёр этот треклятый ящик, — проворчал янки, разочарованный в Мэллори. — Сил-то сохранил побольше. Чёрт бы его побрал, он… — Миллер умолк и болезненно поморщился. Пальцы Андреа клещами впились ему в локоть.
— Напрасно ты так о нём отзываешься, приятель, укоризненно проговорил грек. — Похоже, ты забыл, что Браун не понимает по-немецки?
Сердясь на себя, Миллер потёр локоть и покачал головой.
— Вечно я со своим длинным языком, — сокрушённо произнёс капрал. — Не зря меня прозвали: «Миллер–Который–Любит–Высовываться». Прошу прощения… Что у нас теперь на повестке дня, джентльмены?
— Капитан велел уходить в скалы по правому отрогу горы. — Большим пальцем Кейси ткнул в сторону тёмного пятна, грозно нависшего над ними. — Минут через пятнадцать он нас догонит. — Браун устало улыбнулся, посмотрев на капрала. — Сказал, чтоб мы оставили ему ящик и рюкзак.
— Помилуй, — взмолился Миллер. — Я и сам себе кажусь ростом с гномика. — Посмотрев на Стивенса, лежащего без сознания под тентом, перевёл взгляд на грека. — Пожалуй, Андреа…
— Конечно, конечно, — тот быстро нагнулся, закутал в дождевик юного лейтенанта и без труда выпрямился.
— Пойду впереди, — вызвался Миллер. — Может, поровней дорогу вам со Стивенсом выберу. — Закинув через плечо взрывную машинку и рюкзаки, капрал даже присел: он и не подозревал, что настолько сдал. — Для начала, — поправился он. — А потом ты нас обоих потащишь.
При расчёте времени, необходимого для того, чтобы догнать Брауна и остальную группу, Мэллори намного ошибся. Прошло больше часа, а он всё не мог напасть на след своих товарищей. С двумя пудами на спине не очень-то поспешишь. Не только он был повинен в задержке. Оправившись от неожиданного открытия, немцы снова принялись осматривать поверхность утёса, действуя дотошно и медленно. Мэллори опасался, что кто-нибудь из солдат вздумает спуститься по раструбу вниз. Отверстия от крючьев тотчас бы выдали присутствие диверсионного отряда. Но никому из немцев мысль эта и в голову не пришла. Они, видно, решили, что часовой сорвался и разбился насмерть. После бесплодных поисков солдаты о чём-то долго совещались, но тем дело и закончилось. Поставив нового дозорного, немцы собрали свою поклажу и двинулись вдоль утёса.
Что-то уж очень быстро оторвались от него друзья. Правда, рельеф местности улучшился. Метров через пятьдесят рассыпанные у подножия склона валуны стали попадаться гораздо реже, сменившись щебенистой осыпью и влажно блестевшей галькой.
Может, он с ними разминулся? Вряд ли. Сквозь пелену смешанного с градом дождя заметен был голый склон, но никого на нём не было видно. Кроме того, Андреа не станет останавливаться, пока не отыщет хотя бы сносное укрытие, а здесь, на каменистых отрогах, нет ничего, и отдалённо похожего на убежище.
На друзей и их укрытие Мэллори наткнулся совершенно случайно. Он перелезал через узкую длинную гряду, как вдруг откуда-то снизу услышал гул голосов и заметил тусклое пятно фонаря, пробивавшегося сквозь ткань брезента, который свешивался с карниза над нишей у его ног.
Почувствовав на своём плече чью-то руку, Миллер вздрогнул всем телом и круто обернулся. Увидев капитана, он сунул пистолет снова в карман и опёрся спиной о скалу.
— Полегче с оружием! — произнёс Мэллори, снимая с натруженных плеч лямки, и удивлённо посмотрел на улыбающегося грека. — Что за веселье?
— Сию минуту я объяснял одному нашему другу, — снова усмехнулся Андреа, — что он узнает, что ты рядом, лишь когда коснёшься его плеча. А он, по-моему, не поверил.
— Хотя бы кашлянул или как-то ещё предупредил, — опрдывался Миллер. — Нервы у меня ни к чёрту, шеф. Совсем не то, что двое суток назад.
Недоверчиво посмотрев на капрала, Мэллори хотел ему ответить, но осёкся, увидев бледное как пергамент лицо Стивенса с рюкзаком под головой, обмотанной бинтом. Юноша пристально смотрел на капитана.
— Наконец-то оклемался, — улыбнулся Мэллори, глядя в бескровное, как у мертвеца, лицо. Стивенс в ответ раздвинул в улыбке бледные губы. — Как себя чувствуешь, Энди?
— Ничего, сэр. Нет, правда. — В тёмных глазах юноши застыло страдание. Скользнув рассеянным взглядом по забинтованной ноге, лейтенант вновь поднял глаза. — Очень виноват, что так вышло, сэр, — растерянно произнёс юноша. Как глупо получилось, чёрт побери.
— Это была не глупость, — медленно, с расстановкой произнёс капитан. — Преступная халатность. — Мэллори понимал, что на него смотрят все, но его заботил один Стивенс. — Пеступная непростительная халатность, — продолжал он ровным голосом. — И преступник этот — я. Я предполагал, что ты потерял много крови ещё в лодке, но не знал, что у тебя на лбу такая рана. А знать следовало. — Криво усмехнувшись, новозеландец продолжал:
— Послушал бы ты, что мне наговорили эти два недисциплинированных типа, когда мы поднялись на скалу… И они были правы. В таком состоянии тебя нельзя было оставлять внизу
