– Нет, нет, – сквозь шмыганье носом и всхлипывания поспешила я успокоить подругу, – ты совершенно точно не причём. Я даже не думала про твою инструкцию по развлечению. Всё само завертелось, закрутилось. Я… Я только с именем ему наврала. Случайно!
Меня тут же накрыло адреналиновой волной: ну, конечно! Это мне наказание за мою ложь. Бумеранг. Я обманула, а в ответ мне Вселенная по носу щёлкнула другим обманом. Мол, вот тебе. Будешь знать!
От этой мысли мне стало совсем тошно. Я снова разразилась рыданиями.
– Вообщем так: возвращайся скорее, будем зализывать раны вместе. У меня сердце на разрыв, как слышу тебя сейчас. Сама того и гляди заплачу.
Я пообещала Маринке, что не наделаю глупостей и обязательно приеду домой.
Какие глупости – на них у меня, к сожалению, нет морального права. С мамой беда.
Маринка ничего не знает толком: "Нервный срыв, а из-за чего – не представляю."
Моя мама только снаружи властная, но я знаю, что за этим скрывается её обидчивость. Она научилась быть категоричной-это помогает ей закрываться от возможности раниться.
А ранит её многое. Всё, что не совпадает с её мнением или ожиданием.
Только там где я, ранившись, прячу голову в плечи и уползаю в раковину, мама громко возмущается и хлопает дверью. Выглядит гордой, боевой, сильной, а по факту…
Но чтобы нервный срыв – это на неё не похоже. Что, что такое могло произойти, чтобы она так разнервничалась?
Клин клином вышибают: мысли о маме немного отключили меня от собственной трагедии.
Я немного успокоилась и, попрощавшись с подругой, стала собирать мысли в кучу и думать, как добираться до дома. С чего начать.
– Простите, я невольно слышала часть вашего разговора, – ко мне подошла девушка-администратор. Я её узнала: Лариса, – она несколько дней назад извинялась, что мы со Степаном оказались в одном люксе. – Могу я чем-то помочь вам? Хотите – такси вызову?
– Спасибо, да.. Да, это было бы очень кстати. Я уезжаю. – моё пожимание плечами и грустный взгляд в сторону чемодана настолько жалок, что мне снова захотелось реветь. Я шмыгнула носом, пытаясь сдержаться. – Простите.
Лариса так сочувственно на меня смотрит, что не зареветь у меня нет никаких шансов. И я снова плачу.
– Вот гад! – Лариса плюёт на всякую субординацию и обнимает меня, – Держись, подруга. Все мы в это дерьмо вляпываемся рано или поздно. Дерьмо с ароматом "женатый козёл".
Она вздыхает и я, даже сквозь свою боль, понимаю, что вздыхает она сейчас не только обо мне. И даже наверняка – не обо мне.
– Если он начнёт про тебя спрашивать, что сказать?
– Ничего! Пожалуйста, ничего! Я не хочу его видеть и слышать! Ни объяснений, ни извинений, ни, тем более, продолжения вранья.
– Будь уверена – утечки информации не допущу. Ты молодец, что решила не выяснять отношений. Нечего унижаться. Такие приключения надо на корню обрубать. Лучше пусть один раз будет больно, чем долго и мучительно.
***
Не знаю, как добралась до дома. В тумане, в накрывающих потоках слёз.
Перешагнула порог квартиры и очнулась.
Санаторий, Степан – всё оказалось далеко-далеко. Тупая боль колотила в висках, но сил на слёзы уже не было.
Я вернулась в свой мир из рая. Или из ада.
В любом случае я дома. И надо ехать в больницу к маме.
Приняла душ, переоделась. Вспомнила, что мама в последнее время встречалась с тем доктором, как его… Роберт Германович, кажется.
О, боже!, Меня обдало жаром. Мама, мамочка, неужели он обидел тебя? Ушёл, как папа, или оказался женатым? Предал, обманул?
Сердце сжалось от боли за маму. Все мои обиды на неё стали такими мелкими и глупыми. Она сложный человек, тяжёлый, но никогда, ни одной минуты, я не желала ей зла. И мысль о том, что ей плохо и больно, что она даже попала в больницу из-за этого – эта мысль разрывала мне душу.
Я помчалась в больницу.
Нашла неврологическое отделение, добилась разрешения посетить маму "прямо сейчас и ни минутой позже!"
Ворвалась в палату.
Мама в палате одна. Лежит хрупкая, беззащитная. Осунувшаяся.
– Юленька… – увидев меня, она заплакала.
– Мама, мама, я здесь, я с тобой. Всё хорошо, мамочка. Всё глупости, ерунда. Никто не стоит твоих слёз. – я кинулась к маме на кровать, обнимая и целуя её, словно это она была моим ребёнком.
– Мне уже лучше, милая. Спасибо Роберту – он меня спас. Без него я бы не выдержала. – мама погладила меня по голове.
Роберту спасибо? Так, а что же тогда произошло? Я заглянула маме в глаза.
Она прочла мой немой вопрос.
– Юля, я хотела как лучше…Я ведь всё для тебя… Отец денег дал на квартиру, а я что же – хуже? Взяла кредит. Не столько, конечно, но половину почти. На мебель, на ремонт.
Но что деньгам без дела лежать? Максику отдала, чтобы на бирже своей провернул их. – мама схватила меня за руку и приподнялась на подушке, – Юля, он ведь так меня уговаривал, убеждал, что это безопасно, что в банках копейки платят, а на бирже высокие проценты, что он разбирается…
Я боялась услышать то, что и так уже поняла...
– Юля, он сказал, что неудачно вложил наши деньги и они сгорели.
Глава 28Степан
Галя ждала меня у подъезда с каким-то напряженно-виноватым взглядом.
– Ты меня убьёшь, да? Но я люблю тебя и буду бороться за наше счастье любыми способами! – выпалила мне вместо приветствия.
Столько пафоса… Ну, стоишь у подъезда – ну, стой. Причём тут какая-то борьба?
– Галя, у меня сейчас совсем нет сил и желания участвовать в твоём спектакле. Ты как тут? Откуда узнала о том, когда я приезжаю? – вздохнул устало и абсолютно искренне.
– Так ты не знаешь… – Галя удивилась чему-то, но тут же радостно бросилась мне на шею, – Мама твоя сказала. Я ей звонила.
Мама… Надо, пожалуй, поговорить с ней: ни к чему ей общаться с Галей. И раньше мне это не нравилось, а сейчас и вовсе.
– Чего я не знаю? Ты чему удивилась?
– Я? Да просто боялась, что ты ругаться будешь, что я тебя встречаю, – защебетала Галя, – ты в последнее время такой бука со мной, Стефи.
Галя схватила меня под руку и собралась шагать в сторону подъезда.
– Галь, я устал. Мне сейчас не до гостей, извини. Я с дороги в душ и спать. – совсем грубо отшивать её не хотелось, но и стесняться тоже не в моём характере.
– Милый, а кто же потрёт тебе спинку? Кто согреет под одеялком? – Галя продолжала гнуть свою линию.
