Количество удачи на вашем пути зависит от вашего желания действовать.
Барбара ШерНакануне своего пятидесятого дня рождения вместо подготовки к празднованию я оказалась на краю гибели. В течение нескольких лет я страдала от странных, но постоянных и, казалось бы, не связанных между собой симптомов. Мои врачи разводили руками и не могли ничего объяснить. Я решила, что участие в генетическом тестировании может дать ключ к разгадке. Я обратилась в 23andMe – частную биотехнологическую компанию, работающую непосредственно с заказчиками генетических тестов, – и попросила прислать мне специальный набор. Как только он прибыл, я плюнула в тестовую пробирку и начала ждать. Через несколько недель на электронную почту прибыли результаты. Я зашла на сайт и просмотрела их. На мой нетренированный взгляд ничего примечательного. Уф…
Затем, в самом конце, у одной из групп результатов, я увидела, что должна поставить несколько галочек и посмотреть видео. Оно было о гене, связанном с болезнью Альцгеймера. Я мало знала об этом заболевании и (в тот момент) не интересовалась семейной историей. Я пропустила это, поставила все галочки, притворившись, что посмотрела видео, и открыла результаты. Ничего хорошего. На самом деле, очень плохо. Я узнала, что вхожу в крошечную часть населения (менее 2 % – около 7 миллионов американцев) – носителей двух видов гена ApoE. Раньше я никогда не слышала об этом гене, но я быстро записалась на экспресс-курс, чтобы узнать все, что возможно.
Статистические сведения о гомозиготах ApoE4 (людях, которые несут два гена ApoE4) были зловещими, поскольку я поняла, что имею более 90 % вероятности развития у меня болезни Альцгеймера. А еще хуже, что исследователи иногда называли это геном «уязвимости». Его носители подвержены не только болезни Альцгеймера и другим видам деменции, но и заболеваниям сердца, а также часто живут недолго. Собирая информацию, я наткнулась на анекдот о Джеймсе Уотсоне – соавторе открытия структуры ДНК. Имея перед собой собственный геном, он решил, что не хочет знать об одном гене – ApoE. Осознание того, что он может нести лишь один ApoE4 (что намного меньше двух), было свыше его сил. В то время все соглашались, что для минимизации риска ничего нельзя сделать. Я начала тонуть в потоке информации.
Это было более восьми лет назад. В поисках дополнительных сведений я обратилась в Ассоциацию Альцгеймера (Alzheimer’s Association). На их сайте было сказано, что болезнь Альцгеймера не лечится лекарствами и вообще ничем, а еще она прогрессирует. В среднем пациенты умирают в течение десяти лет после начала симптомов. Более всего меня испугало утверждение о том, что профилактики нет. Примерно в то же время моему кузену поставили диагноз болезнь Альцгеймера на основании симптомов, и исследование его цереброспинальной жидкости его подтвердило. Я считала, что эта болезнь поражает только стариков, но мой кузен был моложе меня на несколько месяцев. Его страшное настоящее заставило меня впервые задуматься, что это может быть и моим будущим. Меня на самом деле парализовал страх.
Тогда у меня уже были некоторые когнитивные нарушения, но я относила их на счет стресса, перименопаузы и напряженного образа жизни – на счет чего угодно, только не болезни Альцгеймера. Желая просто подбодрить себя, я решила пройти когнитивный тест онлайн на веб-сайте по тренировке мозга. Учеба мне всегда давалась легко, и я была отличницей. С удивлением я обнаружила, что набрала средний 30-й процентильный эквивалент для моей возрастной группы.
Я несколько раз повторила тестирование, но получила все тот же результат. Я обратилась к мужу – моему крепкому плечу, – чтобы тот сказал, что я делаю из мухи слона. Я рассказала ему о высоком генетическом риске заболевания Альцгеймером и о своих низких баллах по когнитивному тесту. Вместо того чтобы успокоить меня, он сказал: «Ну, это многое объясняет!» Сначала я рассердилась на него. Почему он не ободрил меня? Но он тоже волновался. Брюс – пилот на международных линиях и часто уезжает на неделю. Он начал беспокоиться о том, что от поездки к поездке я становлюсь все хуже.
Меня заставили честно посмотреть на себя и понять, что я уже некоторое время сражаюсь с заболеванием. В местных магазинах я несколько раз за последнее время встречалась с людьми, которые тепло приветствовали меня, говорили со мной на личные темы – о моей семье и о своей. Я понимала, что должна знать, кто они, но я не знала. Во время этих бесед я теряла нить разговора и старалась как можно быстрее вернуться к теме. Был случай, когда я ехала домой с работы по обычному маршруту. Я подняла голову, чтобы посмотреть на светофор у дома, и в течение нескольких ужасных секунд не могла понять, где я. Иногда со мной стало такое случаться. Меня это беспокоило настолько сильно, что я начала планировать маршруты, даже если ехала в знакомые места. С течением времени мой мир становился все меньше и меньше.
Я заметила, что моя личность меняется. Всю жизнь я была находчивой, любопытной, жизнерадостной и трудолюбивой. Но сейчас мне стало трудно поддерживать беседу. Я всегда жадно читала, а теперь долго вспоминала героев, сюжет и даже предложение, которое только что прочитала. Чтение больше не доставляло мне удовольствия. Простые вещи, когда-то казавшиеся легкими, вроде работы с чековой книжкой, оплаты счетов или расчета чаевых в ресторане, стали трудными. Я не понимала, почему мне приходится сражаться с такими обычными задачами. Муж и сын стали говорить о моей вспыльчивости. Стараясь не беспокоить меня, они ходили на цыпочках. Я замечала, какими взглядами они обмениваются, но ничего не могла сделать.
