формы, сделанный из тускло-серой стали, и ручные часы.
– У меня есть часы, Томас, – сказал я, изучая странный маленький инструмент.
– Да, – ответил он, – но на этих время хозяина, сэр.
– А, понимаю. – Я с восхищением заметил, что Сатана предусмотрел даже неточности часов своих фигур; очевидно, все часы синхронизованы. Это мне понравилось. – А вот это? Как оно работает?
– Я вам покажу, сэр.
Он подошел к стене и открыл шкаф. Достал оттуда секцию прочной витрины, закрытой сверху стеклом.
– Попробуйте открыть, сэр, – сказал он.
Я попробовал поднять крышку. Она не поддалась, несмотря на все усилия. Томас взял у меня стальной инструмент. Он был сделан в форме стамески, с краями, острыми, как у бритвы, длиной примерно в четыре дюйма, с плоской ручкой полутора дюймов шириной. В ручку был вделан винт.
Томас сунул острый край между крышкой и стенкой и быстро повернул винт. Инструмент, казалось, растаял в почти невидимой щели. Последовал глухой щелчок, и лакей поднял крышку. Он с улыбкой протянул мне инструмент. Я увидел, что его острый край раскрылся, как челюсти, и сквозь него торчит, как язык, еще одно острие. Челюсти были раскрыты, а язык выдвинут вперед невероятно мощным рычагом. Все вместе сломало замок, как будто он был сделан из хрупкого дерева.
– Очень легко управлять, сэр, – сказал Томас.
– Очень, – сухо ответил я. И опять почувствовал восхищение Сатаной.
Я позавтракал в своей комнате и, сопровождаемый Томасом, сел в ожидавшую машину ровно в 10:30. Занавеси были опущены и закреплены. Я подумал об использовании маленького инструмента. Но рассудок заставил воздержаться.
Ровно в час я вошел в музей, остро сознавая наличие кармана, приготовленного для ожерелья, и маленького инструмента.
Я сдал пальто и шляпу, кивнув служителю, который узнал меня. Оттуда я направился прямо к нефритам и провел с полчаса, разглядывая аналогичные украшения в обществе помощника главного хранителя, который оказался здесь. Потом я отделался от него и ровно в 1:45, с точностью до секунды, прошел в северный коридор египетского крыла. Я не представлялся охранникам в коридоре. Они меня знали. В два часа я был рядом с входом в комнату с ожерельем.
В 2:05 по часам Сатаны я вошел в нее. Если мое сердце и билось быстрее обычного, я этого никак не показал. Небрежно осмотрел комнату. У противоположного входа стоял охранник; второй – на полпути между мной и витриной в центре, которая была моей целью. Оба внимательно рассматривали меня. Ни одного из них я не знал.
Я подошел ко второму охраннику, дал ему свою карточку и задал несколько вопросов о коллекции скарабеев, которая, как я знал, скоро будет выставлена. Настороженность оставила его, когда он прочел мое имя, а отвечал он так, как отвечал бы администрации музея. Я отошел в юго-восточный угол комнаты и по видимости погрузился в изучение лежавших там амулетов. Краем глаза я видел, как охранники пошептались, с уважением поглядывая на меня, затем разошлись и вернулись на свои места.
Часы Сатаны показывали 2:10. Еще пять минут.
В комнате находилось свыше десяти посетителей. Три пары респектабельных иностранцев средних лет. Девушка, возможно, художница. Седовласый человек, похожий на ученого, мужчина, на котором ясно было написано, что он немецкий профессор, два прекрасно одетых англичанина, со знанием дела обсуждавших эволюцию иероглифа тет негромкими, но хорошо воспитанными и звучными голосами, неопрятно выглядевшая женщина, которая, казалось, вообще не понимает, где находится, и еще два-три человека. Англичане и девушка стояли возле витрины с ожерельем. Остальные – по всей комнате.
На часах Сатаны 2:14.
Из северного коридора донесся топот, закричала женщина. Я услышал крик:
– Остановите его! Остановите его!
Мимо дверей мелькнула фигура. Бегущая женщина. За ней, очень близко, мужчина. В его руке блеснула сталь.
На часах 2:15. Я направился к витрине с ожерельем, сжимая в правой руке отмычку.
Шум в коридоре становился громче. Снова закричала женщина. Люди в комнате устремились к выходу. Мимо меня пробежал охранник от дальнего входа.
Я остановился перед витриной. Сунул край маленькой стамески в щель между крышкой и стенкой. Повернул винт. Послышался щелчок. Замок был сломан.
Крик завершился ужасающим захлебывающимся воплем. Снова топот ног у двери. Я услышал проклятие и звук падения тяжелого тела.
Я достал из витрины ожерелье. Опустил его в карман, подвесив верхний край на маленькие крючки.
Я направился к выходу из комнаты, через который вошел. Один из охранников лежал на пороге. Над ним склонился немец. Рядом присела девушка, которую я принял за художницу, руками она закрывала глаза и истерически рыдала. Из оружейной палаты через коридор донесся еще один отчаянный крик, на этот раз мужской.
Между двумя черными саркофагами я прошел к выходу из египетского крыла, вышел в большой зал, увешанный гобеленами, и прошел через турникет. Охранник стоял ко мне спиной, он прислушивался к звукам, которые из-за расстояния и расположения помещений здесь были едва различимы.
Служитель, подавший мне пальто, совершенно очевидно ничего не слышал.
Выйдя, я свернул направо, как и велел Сатана, наклонился, возясь со шнурком. Кто-то прошел мимо меня в музей.
Выпрямившись, я продолжал спускаться по лестнице. У ее основания и чуть в стороне дрались двое. Вокруг них собралась группа зевак, я увидел бегущего полицейского. Все окружающие были поглощены зрелищем драки.
Я прошел мимо. В дюжине ярдов слева стоял синий лимузин; шофер, не обращая внимания на дерущихся, куском замши полировал правую фару.
Направившись к машине, я увидел, что шофер прервал свое занятие, открыл дверцу и ждет, внимательно глядя на меня.
Часы Сатаны показывали 2:19.
Я сел в машину. Занавеси спущены, внутри темно. Дверь за мной закрылась, и стало еще темнее.
Машина тронулась. Кто-то шевельнулся рядом со мной. Кто-то дрожащим, нетерпеливым голосом спросил:
– С вами все в порядке, мистер Киркхем?
Голос Евы!
Глава двенадцатая
Я зажег спичку. Ева быстро отвернулась, но я успел заметить слезы на ее глазах и бледность лица.
– Все в порядке, благодарю вас, – ответил я. – Все, насколько мне известно, прошло в точном соответствии с планом Сатаны. Во всяком случае я все выполнил. Ожерелье у меня в кармане.
– Я… я бес… беспокоилась не из-за него, – негромко, дрожащим голосом сказала Ева.
Она, несомненно, очень нервничала. Ни на мгновение я не подумал, что озабоченность ее вызвана мною. То, что она поняла зловещее значение слов Сатаны накануне вечером, было несомненно. Возможно, ее мучили предчувствия. Теперь она знала точно.
Тем не менее, по той или иной причине, она беспокоилась обо мне.
