молчат.
— Я бы удивился, если бы было иначе, — хмурится в ответ тот.
— Ты серьезно?!
— Ну, это же что-то вроде братства, Сара. Они не считают себя в праве лезть.
— Или покрывают своего дружка.
— Тш-ш-ш. Ты ставишь меня в неловкое положение. — Бекетов отводит меня в сторонку. — Мы пока не понимаем, что случилось, а ты уже спустила на бедного пацана всех собак. Может, как раз он ни в чем и не виноват. Надо разобраться.
Вот как это выглядит со стороны? Стою, от бессилия сжимая и разжимая руки. Глупо было надеяться, что Сергей тут же переметнется на нашу сторону. Во-первых, он не знает Давида так, как его знаю я. Во-вторых, ему нужно думать об интересах школы. Атмосфера в коллективе, тем более таком, очень важна. Конечно, я это понимаю, но в глубине души не могу принять. От обиды совершенно по-детски начинают дрожать губы.
— Ясно.
— Сара… — успокаивая, Сергей опять касается моей руки. Смотрю куда угодно, но не на него. Чтобы сгладить ситуацию, бурчу:
— И все-таки не зря мне эта Леська не нравилась.
— Да не может она никого сдать, пойми! У нас не любят сексотов. Ей в этом коллективе еще не один год, может, существовать. Злая ты женщина.
Отвечаю натянутой улыбкой и тут же, заметив две подъехавшие практически одновременно машины, хватаю Сергея за руку:
— Смотри, там, кажется, Балашов с юристом.
— Нет, это Таир.
Тренер? Ну, еще бы. Вот уж кому здесь нужно быть в первую очередь. В этом смысле его влияние на парней гораздо сильней, чем авторитет Бекетова с Балашовым. Последние здесь больше для того, чтобы произвести впечатление на ментов.
Здороваемся. Коротко обмениваемся информацией, что имеем. Спустя две минуты приезжают родители второго мальчика. Самым последним — юрист.
— Я пойду с вами.
— Погоди пока. Нас и так много.
— Но…
— Сара, просто доверься, ладно?
Нерешительно киваю и отступаю к уродливому черному заборчику, опоясывающему клумбу. Достаю телефон, чтобы посмотреть время. Кожей чувствую на себе чужие заинтересованные взгляды. Не то чтобы я к ним не привыкла, порой даже весело наблюдать за тем, как вытягивается лицо собеседника, когда он понимает, что я мать такого взрослого парня, но сегодня не тот случай. Слишком уж дотошно меня изучают в тусклом свете фонарей. И дети, и родители того самого Голунова. Я вздрагиваю каждый раз, когда дверь в отделение открывается. Рабочий день давно закончен, а вот брожение туда-сюда продолжается. Невыносимо.
Наконец, на пороге появляется Балашов, следом за которым гуськом идут остальные. От облегчения слабеют колени. Приходится сделать несколько попыток, прежде чем мне удается соскрести себя с чертового заборчика и встать на ноги.
— Так, господа родители, ребята свободны. Ситуация улажена, — выступает вперед Таир Мамедович. — Сейчас все по домам. Осмысливать. Разбор полета устроим завтра. Не думайте, что эта ситуация сойдет кому-либо с рук.
Бегу к Давиду, но тот делает мне отмашку, мол, не сейчас, и шагает навстречу к Леське. Что ж. Кушаю и это. Ведь я всего лишь мама, а там первая любовь, гормоны и все такое.
— Лурье! — рявкает Таир. — Мне тебе о режиме напомнить? Леся… Быстро разбежались по домам.
Дава что-то шепчет на прощанье подружке и подбегает ко мне.
— Ты где припарковалась?
— Меня Сергей привез.
— А-а-а, я вам свидание обломал? Простите.
— Ну-ка перестань паясничать! — совершенно неожиданно меня взрывает. Давид удивленно округляет глаза. Я шумно выдыхаю: — Ну, прости! Ты хоть понимаешь, как я с ума сходила?
— Из-за этого? Подумаешь, — бурчит Давид, запрыгивая на заднее сиденье. — Клевая тачка.
— Спасибо, — довольно прохладно отвечает Бекетов. Все это время, пока я пыталась как-то вывести сына на разговор, он молчал. И я ему очень благодарна за это. — Не хочешь рассказать, что произошло?
— Нечего рассказывать. Недоразумение.
— Из-за таких недоразумений можно и присесть.
— Ой, да бросьте. За фингал под глазом?
— Ты набил фингал тому парню?! В смысле, ты полез в драку первым? — это настолько не про моего сына, что я просто не могу в это поверить.
— Так случайно вышло. Кто ж знал, что он такой рукожоп, что пропустит? Удивительно, как его на соревнованиях не убили.
— Ты еще поговори. Ник в своем весе первые места занимает, — сощуривается Балашов.
— Я не пойму… Ты зачем? Он что… эту девочку обидел?
— Какую девочку?
— Ну, твою.
— Если бы он мою девочку обидел, я бы его закопал, мам. А так… Говорю же — недоразумение вышло.
Совсем… Совсем его не узнаю! Что за черт вообще? Бросаю на Бекетова полный недоумения взгляд. Надо заметить, что он тоже выглядит сбитым с толку.
— Рекомендую тебе до завтра сменить пластинку. Любые конфликты мы решаем в команде.
— А если не сменю? — Давид выпячивает вперед подбородок.
— Вылетишь, — не моргнув глазом отвечает Сергей.
— Сереж… — лепечу я.
— Правила — есть правила, Сара. Ни для кого исключений я делать не буду.
Самое паршивое, что Бекетова я вполне могу понять. Мозгом могу, да… А вот сердце никак не хочет. Это конец? Это конец… Я никогда не смогу отделить одно от другого. Если он выгонит Даву из команды, у меня вряд ли получится сделать вид, что между нами все по-прежнему хорошо.
Закусив губу, смотрю прямо перед собой. Такие перепады настроения опасны для жизни! Еще каких-то пару часов назад я на крыльях летала от счастья, а сейчас сжимаю коленями руки, чтобы никто не увидел, как страшно они дрожат.
— Спасибо, что подвезли, — благодарит Сергея Давид. — И за то, что отмазали.
— Да, спасибо, — поддакиваю я, возвращаясь в реальность. — Звони, если что.
В носу колет. Чтобы не разреветься на глазах у Сергея, торопливо выпрыгиваю из машины. Холодный воздух отрезвляет. Сентябрь выдался паршивым. Обложной мелкий дождь, холодрыга, лужи… Я готова размышлять о чем угодно, чтобы не думать о том, что это конец. А ведь как все было красиво. Цветы эти, свечи… Даже страшно представить, во сколько это все Бекетову обошлось. Да и важнее денег другое. То, что он заморочился. То, что для него это оказалось важным настолько.
С остервенением растираю переносицу.
— Ма…
— Сейчас, Дава. Кажется, у меня опять аллергия на что-то…
— Ма, да та ситуация выеденного яйца не стоит.
— Да, ты уже говорил.
К счастью, лифт останавливается. Я прошмыгиваю мимо Давида к двери, трясущимися руками достаю из сумки ключи. Открываю.
— Мам?
— Ты, наверное, голодный?
— Ладно! Твоя взяла, — психует Дава. — Тебе расскажу. Но пообещай, что ты не станешь ябедничать Серому. Нет сил на тебя такую смотреть.
— Обещаю! — клянусь я. Давид выставляет аккурат перед моим носом руку.
— Вот из-за
