потом и выполнить условия, которые были заранее непропорциональными, проигрышными и в конечном итоге даже губительными для украинской экономики (а в принципе – часто просто нереальными)[191].
Для достижения цели Берлин и Вена не останавливались перед беспардонной ревизией и фальсификацией «большого договора», подписанного в Бресте 27 января 1918 г. Недалек от истины был А. Деникин, считавший, что в основу своей экономической политики Германия положила принцип: «…для данного момента – выкачивание из Украины по возможности наибольшего количества сырья, для чего был запрещен или усложнен товарообмен с соседями, даже с оккупированной немцами Белоруссией; на будущее – захват украинского рынка… овладение или подрыв украинской промышленности и искусственное образование значительной задолженности Украины»[192].
Еще в ходе конференции развеялись надежды на приумножение украинских вооруженных сил за счет формирований из военнопленных, попавших в немецкие и австро-венгерские лагеря. На соответствующие просьбы представители правительств центральноевропейских государств ответили фактически отказом[193]. Ссылаясь на технические трудности передислокации украинских войск для передачи их под начало Центральной Рады, они взамен добивались похода в Украину собственных регулярных вооруженных сил. Делегация УНР после надлежащих консультаций с правительством, уже находившимся в Житомире, делала попытки договориться о том, чтобы немецкие войска дислоцировались только вдоль линии северной границы Украины. Но, имея реальную силу, австро-немецкая сторона не столько договаривалась, сколько диктовала свои условия и поэтому без особых трудностей, воспользовавшись беспомощностью Центральной Рады, провела решения, в соответствии с которыми вооруженные силы Австро-Венгрии и Германии – как гарантия соблюдения других положений договора – должны были продвинуться вглубь Украины. Собственно, даже текст соответствующего документа – обращение Центральной Рады к правительствам Германии и Австро-Венгрии – выработала немецкая сторона, а украинскому представителю М. Любинскому ничего не оставалось, как подписать чужой текст[194]. Д. Дорошенко приводит убедительные аргументы в пользу вывода, что «сама вооруженная интервенция… была уже наперед решена в Берлине еще перед подписанием мирного договора»[195]. И, не дожидаясь, пока украинские лидеры убедят собственный народ в целесообразности оккупации, начали 18 февраля 1918 г., по словам В. Винниченко, «военный променад по Украине»[196]. Приблизительно 25-тысячное большевистское войско не могло рассчитывать на сколько-нибудь серьезное сопротивление хорошо организованным и вооруженным армиям, достигающим 500 тысяч бойцов. В апреле советская власть на всей территории Украины была уничтожена, а власть Центральной Рады восстановлена.
Следовательно, первая широкомасштабная внешнеполитическая акция Украинской Народной Республики – участие в Брестской мирной конференции – ознаменовалась преобразованием только что возрожденного национального государства в полноправный субъект международных отношений, практически мгновенным европейским признанием. Но достигнутый на конференции успех – заключение мирного договора – придал настолько зловещую роль внешнеполитическому фактору, что именно он стал решающим в гибели того же государства, прервал республиканско-демократический этап Украинской революции, поставил нацию перед необходимостью преодолевать новые испытания.
В ходе Брест-Литовской конференции Центральные державы добились реализации одной из важных целей, которую они перед собой ставили, – серьезного ослабления позиций Советской России на переговорах. Вплоть до подписания договоров с УНР западные дипломаты демонстрировали почти полное нежелание вести диалог с российской делегацией: дескать, хватало хлопот в общении с украинской стороной[197]. Последнюю это устраивало: получая признание и поддержку новых союзников, опираясь на их могущественный потенциал, предполагалось рассчитывать на то, что во взаимоотношениях с Россией позиции укрепляются настолько, что при неизбежном в перспективе решении различных вопросов можно будет чувствовать себя достаточно уверенно: тылы надежно защищены.
Для Советской России происходящее оборачивалось практически сплошным негативом. Мало того, что стратегически молодое, неокрепшее государство отбрасывалось на такие позиции, о которых нельзя было и помыслить ни накануне, ни в ходе Мировой войны – вырисовывалась вполне прозрачная перспектива: австро-немецкий блок и дальше будет диктовать свои условия, а Украинская Народная Республика под его защитой также будет стремиться к реализации своих интересов с силовых позиций, во всяком случае получать возможность в случае возникновения проблем или противоречий прибегать к шантажу и давлению.
Так, собственно, и произошло. Руководство РСФСР вынуждено было только безучастно наблюдать, как 18 февраля 1918 г. началась и происходила военная оккупация Украины, как малочисленные красноармейские отряды пытались противостоять массированному иноземному нашествию. Считаясь с реальной расстановкой сил, Советская Россия пошла на подписание 3 марта 1918 г. грабительского, аннексионистского унизительного Брестского договора. За получаемую мирную передышку довелось очень дорого заплатить. В частности, пункты договора, касающиеся Украины, еще более юридически отделяли и, условно говоря, удаляли ее от России.
В соответствии с шестой статьей Брест-Литовского договора Украина практически отторгалась от Российской Федерации, на ее территорию вводились оккупационные войска. Советское правительство обязывалось немедленно заключить мир с правительством, санкционированным оккупантами. С территории Украины незамедлительно выводились все красноармейские части. Необходимо было также прекратить всякую агитацию и пропаганду против правящего режима, что было равносильно сворачиванию, прекращению деятельности местных большевистских организаций[198].
Конечно, В. И. Ленин и его сторонники, добившись в нелегкой борьбе преимущества над левыми коммунистами, выступавшими за «революционную войну», доказывали, что другого выхода у них не было – экстремальные обстоятельства вынуждали пойти на невероятные жертвы, в том числе и относительно интересов трудящихся Украины, в расчете на то, что мирная передышка все изменит: оперативно будет накоплен необходимый потенциал советской власти, а поднимающаяся революционная волна в Европе неизбежно «снесет» империалистические режимы, в целом возникнут надежные предпосылки для ликвидации несправедливых, навязанных соглашений, возвращения осуществлявшихся ранее завоеваний.
Такая логика и аргументы были поддержаны большинством делегатов VII Экстренного съезда РКП(б) и IV Всероссийского съезда Советов, в том числе и посланцев Украины.
В таком же духе были одобрены и решения Второго Всеукраинского съезда Советов рабочих солдатских и крестьянских депутатов, состоявшегося 17–19 марта 1918 г. в Екатеринославе. К тому моменту австро-немецкие войска оккупировали большую часть Правобережья и стремительно продвигались вглубь республики. Из 1200 делегатов большевиков было только 401. К ним примыкали 27 левых украинских социал-демократов. Наиболее многочисленной оказалась объединенная фракция российских и украинских эсеров. Им принадлежало 414 голосов. Их поддерживали 13 украинских социал-демократов. 90 человек были беспартийными. Остальные представляли менее влиятельные политические партии и лагеря[199].
Съезду предстояло выработать непростую линию поведения в условиях, когда надо было считаться не только с фактом реализации Брестского мира, подписанного Центральной Радой (он, естественно, не признавался правомочным, и массы призывались к нещадной войне с иностранными поработителями), но и с условиями мира с Советской Россией, достигнутыми 3 марта 1918 г. Центральными государствами.
Делегаты Всеукраинского съезда Советов, преодолев сопротивление «левых» коммунистов, одобрительно отнеслись к выходу из войны Советской России, приветствовали достигнутую мирную передышку, признали ее жизненно необходимой для сохранения базы международной социалистической революции.
Одновременно II
