Тот изобразил кривую усмешку.
— Как скоро у неё это…
— Не быстрее других, сколько природой запрограммировано. Кровь нужна, идиот. — Буркнула выдохшись Юля. Ей очень хотелось по поводу его поведения высказаться вслух, но выяснилось, что у неё остались ещё кое-какие запасы самообладания. И она решила воздержаться пока.
— Я то причём, — искренне удивился Кирилл. И покрутил пальцем у виска. Зрительно намекая на то, что в Юлькиной голове зашли шарики за ролики.
Это было уже слишком.
— Ты действительно не понимаешь? Ты?! У тебя как с головой? — завопила Юлька голосом сумасшедшей пытающейся ухватить его за грудки.
— Что ещё не так? — отшатнулся он от её наскоков. — Ты пришла на мне своё говённое настроение срывать. Я тебя столько не видел и ещё сто раз по столько видеть не желаю.
— Нет, ты слышал, — призвала она Макса в свидетели. — Я хочу понять, этот кретин полный идиот или у него есть шанс на реанимацию? Как у тебя ума хватило такое нести на Машку…
— А что такого? Отца попросите… — пожал плечом Кирилл. — Успокойся истеричка!
Теперь Юлька подбоченилась и пошла боком:
— Не глупее тебя, вот и стоим, просим. Сволочью отец оказался или круглым дураком, я уж и не знаю на что больше сейчас это похоже. Забыть бы тебя на веки вечные. Нас обстоятельства прижали. С паршивой овцы хоть шерсти клок. — Она ковырнула носком сапога снег и выпалила:- Чего таращишься, твой ребёнок-то у неё. И уж лучше быть сумасшедшей или истеричкой, чем конченным болваном, которому на собственного ребёнка начхать.
Под самый конец орала она во всё горло, но её ни Кирилл, ни Макс не остановили.
Поморгав на них и с трудом приходя в себя, обалдевший Кирилл, наклонившись в салон, переговорил со спутницей и, кинув деньги таксисту, вернулся к Юле с Максом.
— Пошли. Куда ехать. Что с ним?
— Мы на машине, — предупредил его обрадованный Максим. — В институт. Завтра у малыша трудный день. Сын у тебя.
— Сын? я тащусь.
— Ты что не знал? — удивилась Юля.
— Откуда?
Взбешённая Юлька трахнула его кулаком в плечо.
— Ты же сам уверял Машку, что в курсе. Слово ей бедной не дал сказать. Ничегошеньки не понимаю.
— Я не больше твоего. Почему мне никто не сказал, что она беременна. Кто-то мог сказать, — злился Кирилл, ища в том колесе непоняток виноватых.
Юлька делала попытки защищаться.
— Тебе пробовали, но ты то толкаешься, то дерёшься.
— Ничего кикимора сделать не можешь, — пробурчал он, вспомнив, как толкнул, обозвав Юлю от микроавтобуса.
— Что ты говоришь…,- собралась она до победы спорить с ним. Но, почувствовав на колене руку Макса, заставила себя замолчать. "Чёрт с ним, ребёнок важнее. Хотя, что-то подсказывало ей, что он не уйдёт и беспокоиться нечего". И возмущение её по поводу его равнодушия и безразличия к собственному ребёнку сползает до жирного вопроса.
У входа в институт, Кирилл почесал лоб и пробормотал загадочное: "Это судьба!" Юля подозрительно покосилась, но в разговор не ввязалась.
Всё шло хорошо до холла. Увидев Александра в холле, Таран заартачился:
— Этот, что тут делает?
— Где же ему быть, как не тут, — удивилась такому повороту Юля. — Это же старший брат Машки.
— Как брат? — оторопел Таран.
— Так брат. По отцу и матери. Ты действительно бревно и ещё обижаешься. Кое-что из случившегося проясняется, — покрутила пальцем у виска она. — Мы бы все посмеялись над этим, если б для бедной Машки твоя глупость не была так горька. Ты приревновал её к Александру, а никому из нас такое твоё озарение, в голову не пришло.
— Не болтай сорока, раз не понимаешь, — спрятал глаза он.
Кивнув по ходу Саше, Кирилл отправился в ординаторскую. Там ничего не изменилось. Распивающие там чаи медики удивлённо поднялись.
— Ба, Кирюшка, какими дорогами тебя занесло к нам?
Не отвечая на поставленный вопрос, он попросил:
— Кофе сделайте, и кровь возьмите для лаборатории.
— Не так быстро и по — понятнее, — пытались сбить с него спесь женщины.
Не в силах устоять на месте он подошёл к окну. Уперев в батарею руки и повернувшись к застывшим женщинам, объяснил:
— Моему сыну завтра переливание потребуется, не тяните резину.
Женщины переглянулись.
— У тебя, что дети есть, мама ничего про внуков не говорила.
Теперь он, словно пытаясь согреться, обхватил руками грудь.
— Я и сам час назад узнал. Семимесячный мальчик у вас лежит.
— Да что ты говоришь? — воззрился на него персонал.
Он уточнил:
— В реанимации.
— Это ж Машин ребёночек, — переговаривались между собой женщины.
— Да. Его мать Мария Дмитриева.
— Так и есть. Павел Кириллович Дмитриев.
Кирилл вспылил:
— Не Дмитриев, а Таран он будет носить фамилию. Чего вы рты трубочками округлили. Делайте свои анализы. Я матушке позвоню. Что-то не берёт свою трубу, — раздосадовано отложил он телефон.
Старшая подала неуловимый знак молодой. Та, оставив чашку, поднялась.
— Не дёргайся, Верочка сбегает за ней, ей всё равно нести кровь в лабораторию. Посиди пока, попей кофе. Печенье дать?
— Нет, я б туда коньячку добавил, — подсел он к столу.
— Чего нет, того нет.
Болтая с женщинами, он вспоминал, как клял Машку, со всеми её причудами. Доставал в отчаянии оставшуюся у него ту гостиничную простыню, тыкался лицом в неё и скрежетал зубами: "За что эта пичужка такое со мной сотворила?" Потом забрасывал её в дальний ящик, с глаз долой, до следующего случая. Который долго не заставлял себя ждать. Всё опять повторялось с не меньшей яростью. Сколько раз пытался поехать хотя бы посмотреть на неё, но каждый раз одёргивал себя. И что теперь получается? кругом осёл. Ведь взрослый же мужик мог разобраться в девчонке. Нет, пылил, рвал концы… А выходит, Машка его не бросала, да ещё и наоборот, пострадавшая сторона, осталась матерью одиночкой с его ребёнком… Ладно, локти нечего кусать, пользы от самобичевания никакой. Жизнь назад не перекрутишь. Начнём всё сначала. Теперь мой ход.
Через пять минут в кабинет, где он сидел, влетела встревоженная женщина в беленьком хорошо накрахмаленном халате, и с хода наскочила на Кирилла.
— Ты чего тут делаешь, у меня приём. Всё бросила, Вера сказала, несусь сюда. Кровь зачем?
Он не готовился к этой встрече, всё получилось спонтанно. Но он не ради себя здесь, а ради сына, которого он никогда не видел, но он вот за этой стеной и Маша рядом.
