По утрам я спешу на урок Но за радугой школьного дня Мой завод, мой завод, мой станок Очень ждут меня.
И все мои приятели, пацаны во дворе, над этим откровенно ржали. Обычные ребята с заводской, между прочим, окраины – которые уже искренне не понимали, как это можно, отбыв день в школе, с радостью стремиться отишачить еще смену у станка. И я сам тогда, будучи уже советским пионером, читая например «Витю Малеева», удивлялся, что это за такие пионеры, которые даже за дверями школы, дома и в каникулы, нагружают себя какой-то работой. Директором нашей школы был Виктор Иванович, по праздникам он выходил на линейку, надев на пиджак орденские ленточки – там были две «Славы», значит человек воевал геройски, этот орден тыловым не дают. Но кредо его было, «как бы чего не вышло». Плевать, что хулиганы трясут деньги у малышни, а старшекласники торгуют жвачкой, выменянной у иностранцев – главное, что скажут в роно[15]. Человек просто устал и хотел в покое досидеть до пенсии. И эта картина была типичной для того позднего Союза – вплоть до Политбюро.
– Ну и что вы хотите этим сказать? Что вы, «дети», уже настолько не понимали своих отцов?
– Мы всего лишь не понимали, зачем это было нужно. Не видели вклада во что-то общее. Зато наблюдали не раз, как результат нашего труда в буквальном смысле гниет – лишь ради того, чтоб где-то в бумажке галочку поставили. Цели, Идеи не было – а раз так, зачем стараться, время тратить, от себя что-то отрывать? Я это про нормальных людей говорю, не про подлецов. Некуда было себя деть – вот при горбаче и рвануло!
– Вы хотите сказать, что ваши люди были настолько против Советской Власти?
– Не против власти, а… Ну вот товарищ Сталин сказал про пассионарность – а куда ее разрядить, если она имеется? На войну, или что-то подобное, вроде милиции или пожарных, это все ж самая верхушка, у кого максимум есть. Творчество или наука – опять же, не каждому дано. А куда податься тем, у кого по минимуму, но есть – причем таких всегда в разы больше героев? Да в бизнес же, в свое дело – это было на Западе, но практически отсутствовало в СССР, и что любопытно, было затруднительно и у нас при царе, особенно для пролетария. Вот и вышло, что грабли оказались – и в 1917, и в 1991, одни и те же, в этой части.
– Положим, у нас этот путь открыт: захотел в артель, пожалуйста.
– Пантелеймон Кондратьевич, я другого боюсь. Сейчас доклад вам готовлю, после работы с немецкими и итальянскими архивами, при полной поддержке местных товарищей. Вот даже в наше время считалось, что фашизм, это собрались лавочники-колбасники и прочий мелкобуржуазный элемент в штурмовые отряды, чтобы бить евреев и коммунистов. А при близком изучении оказалось – что было совсем не так!
– Ну, что немецкие и итальянские рабочие охотно шли в штурмовики, это нам хорошо известно. И что про сей факт рекомендовано не распространяться – также.
– Не так! В реальности, фашизм с большим трудом проникал в пролетарские слои, где уже было сильное влияние коммунистов и социалистов – лишь когда же такового не было, как например в Румынии, то и среди пролетариев фашизм шел на «ура». Мелкобуржуазный элемент – и лавочники, и крестьяне – фашистов поддерживали, но без особого рвения, а скорее по принципу большинства. Но был класс или прослойка, как назовете – который отдался фашизму сразу, в массе, с увлечением и энтузиазмом! И это были вовсе не лавочники – а молодая часть интеллегенции, студенты университетов, госслужащие – «молодые государственники», можно сказать и так. Уж очень привлекла их идея – что все мы, и господа и трудящиеся, одна нация юбер против всего мира. Тем более что немцев и правда в 1919 году обидели сильно и несправедливо.[16]
– Хотите сказать, образно, что как раз «грамотеи» первыми и шли в «серые штурмовики дона Рэбы»? Интересно, если Стругацкий узнает, то что напишет здесь?
– Шли те кто искал и не находил Идею. Кто был достаточно пассионарен, чтобы не жить бараном, и нередко даже был образован – но не имел нужной информации, или не умел с ней работать. И охотно принимал то, что ему подсовывали – те, кому выгодно. Вы понимаете, к чему это ведет?!
– Что при таком раскладе, государству оказываются ценны «не умные, а верные»? Кто не думает, не спрашивает. «Не сметь свое суждение иметь» – так было ведь это у нас при Александре Третьем, и к чему после привело?
– Именно! То есть, запрещать – не выход. Получим итог – еще худший. Значит что остается? Если не можешь запретить..
– То возглавь. Вы это хотите сказать, Валентин Григорьевич?
– Именно это! Но черт побери, вот на языке вертится, и никак не родить. Как коротко и ясно обозвать то, что товарищ Сталин указал? Мы – первые на пути к коммунизму, самой высшей ступени общества! А значит, те кто на этот путь еще не вступил – против нас, как питекантроп перед человеком.
– Так это на «юбер» похоже выходит?
– «Юбер» у них был – по национальности. А в нашем времени был такой лозунг, «Русский мир».
– Это то что вы рассказывали про общество «Память»?
