«Странно! – подумала она, разглядывая крылья через плечо. Крылья сложились и не мешали. – Откуда они?! Я же не птица!»
Приобретенные крылья напугали ее больше, чем потрясение от полета. Она живо представила себя на земле, и при всем желании порадоваться приобретению не смогла, убившись плачевной картиной: люди, без сомнения, за версту станут обходить стороной полуангела-получеловека.
После внушения крылья не исчезли: трепыхнулись и освободили место для визуального осмотра местности.
Расстроившись, она осмотрелась по сторонам.
А где… гром и молнии? Где огонь, сера? Манька решительно отказывалась верить, что попала в Ад. Ну, разве кого-то напугаешь камнями? На земле водились места пострашнее.
Плохая была идея – таскать сюда людей, перестали Дьявола бояться. Вот так ушла праведность из народа…
«Исчезал, и будет исчезать», – переживая за друга, которому нечем было удержать свободолюбивый народ, посочувствовала она Дьяволу. По всему получалось, что запугивал он одного себя, и права была она, когда подозревала что-то в этом духе…
Но прекрасным место тоже не назовешь…
Мрачновато. Тускло…
Воздух здесь был необыкновенно плотный, привыкла она не сразу. Вокруг – невообразимое, невероятное нагромождение камней, напоминающих уродливые деревья, строения, или высеченных в камне людей, сцепившихся между собой и поедающих друг друга.
Как в Храме, когда змеи извивались у ног.
Камни и скалы показались ей зловещими.
Ну, хоть что-то…
На гранях каменных разломов натекала красная, как кровь, смола. Ни деревца, ни ручейка, ни былинки – ничего! В нос ударил резкий ядовитый запах, от которого тут же захотелось перестать дышать. Не запах разложения, но вонь… Высоко над головой свесилось небо, напоминая, скорее, каменный свод. И когда она смотрела, почему-то показалось, что небо не над головой, а под ногами. И как будто правильно. Но сразу после этого стало казаться, что она неправильно стоит. На голове. А когда начала смотреть на себя, то по всему выходило, что она стоит нормально, как обычно, и неправильным все-таки было небо. Стоило подумать о небе, и опять – неправильно стояла она…
– Тьфу ты! – используя старое верное средство против Дьявола и его заморочек, сплюнула она, к своему неудовольствию убедившись, что в Аду Дьявол все тот же – опять обман!
Не помогло, заморочка осталась, но уже не думалось – пусть ее разгадывает кто-нибудь другой! Голова слегка закружилась. Она оглянулась: не заметил ли кто нелюбви к Дьяволу. Успокоилась. Ни души не оказалось рядом. Ни одной. А говорил, их тут как звездей на небе.
– И что теперь? В какую сторону мне идти? – рассеянно вслух произнесла она, поднимая с земли обломок.
Камень был черный, как уголь, но тверже гранита. На ощупь – гладкий. И тяжелый – руку оттянуло.
И вдруг почувствовала тяжесть во всем теле, будто обломок местной породы высасывал ее. Камень она держала в руке, но он точно проник в нее. Она торопливо отбросила его, брезгливо отряхнув ладони.
С другой стороны, Ад все-таки выглядел удручающе. Голо. И черные камни повсюду.
Мысли сразу стали тревожными и беспокойными… и чужими, влетевшими в голову. Повеяло тоской, ни с того, ни с сего захотелось завыть. Просто так, без причины. Да так, чтобы волки, воющие на луну, позавидовали. Само ощущение воя проявилось неестественно материально, будто надвинулось на нее и вошло в тело, надавив, как камень, который она только что держала в руке.
Она не завыла, и от этого разделилась сама в себе: тело отчаянно желало исправить несоответствие между собой и ощущением, которое шло изнутри, а она чувствовала и противилась – и от этого ощущение воющей себя стало сильнее.
Наверное, так чувствовал себя одержимый Дьяволом человек, которого она видела лишь однажды. Он орал, кричал, бился – а Святой Отец читал молитвы и кадил, размахивая позолоченной корзиночкой. На чудо одержания и изгнание Дьявола собралось посмотреть много людей, но Маньке это чудо чудом уже не казалось – слова Дьявола плотью не становились ни при каких обстоятельствах, а тут явно над человеком издевалась враждебно настроенная плоть. В своем одержании она узнала бы черта, если бы все это происходило не в Аду.
Она присмотрелась к ощущению, отказываясь наотрез выть вместе с ним.
– Не мое! – сообщила она телу, отвергнув чуждое нытье. – Пусть воет!
«Плохо мне, плохо! Больно!» – заныл неизвестно кто в ее голове ее собственным голосом.
Если бы не умеренное количество собственной прогрессивной настроенности на определенную цель, она бы, пожалуй, пострадала вместе с интересным высказыванием – слишком уж голосок был проникновенным, затрагивая струны внутренних вибраций, душевный, как голос Благодетельницы, когда она выступала по радио.
Но голосок прикатил не вовремя. «Плохо и больно» размазывалось в голове общедоступным чувством: «Ой, бедная я, бедная, опять посмеялись надо мной…» – и сразу страх неизвестности.
Манька одернула себя: с чего ей жаловаться? Дьявол как раз предупреждал, что Ад не Сад-Утопия. Если уж по-честноку, место оказалось не хуже и не лучше многих других. Каменная пустыня, но снега нет, железо в избах осталось, и пока никто ее в костер не тащил. Она слегка наклонилась, привалившись к камню, проверяя местность затылочным зрением.
Черт чихнул, перепрыгнув через ее голову, и слегка поклонился. Затылочным зрением уловить его она не успела. Возможно, он все это время стоял позади, слившись с камнями, тогда чертей здесь было пруд пруди. Удивительно самостоятельное нутро сразу же ныть перестало, а черт как-то сразу обмяк, и внезапно, повернувшись к ней, трансформировался…
Нормально, глазами, черта она видела впервые.
Тело его покрывала шелковистая шерстка, на лбу торчали рожки, за спиной закручивался хвост – лысый, с пушком на кончике, но в остальном он в точности копировал ее саму. Живой, плотский. Пожалуй, можно было пощупать руками. И Манька не удержалась, ткнула в него пальцем.
Черт смутился, покраснел. Он как будто не ожидал ее увидеть, и тоже рассматривал во все глаза, но искоса, исподлобья.
Зная их вредную, бессовестную натуру, никакой радости в его обществе она не испытала. Наоборот, встревожилась. Но, вспомнив, что черт в Аду считался законопослушным гражданином, слегка успокоилась. Лишь бы не додумался ябедничать. Плевать в землю в Аду – примета была дурная, не дружественная. Дьявол мог забыть о своем добром расположении.
Манька еще в избах привыкла, что черти умеют становиться похожими на человека, но в виде себя самой, лицом к лицу, потустороннее существо лицезреть не ожидала. И растерялась. Смотреть на себя оказалось не столько неприятно, сколько невыносимо. Боль внезапно нахлынула с чувством обиды за себя и с отвращением к вампиру, который умело и преднамеренно облачил ее в такие… неподобающие одежды.
