Это был первый раз, не считая того случая на День учителя, когда она потеряла память, и двухсотый или трехсотый раз, когда ее душа покидала тело. Очнувшись, она, как обычно, поспешно оделась. Но в этот раз учитель не стал притворяться спящим, положив руки под голову, а соскочил с кровати, обнял ее и провел пальцами по ее уху, повторяя контуры ушной раковины. Она чувствовала на коже головы его тяжелое дыхание, учитель резко выдыхал, а потом втягивал аромат ее волос. Перед тем как выпустить ее из объятий, он сказал: «Ты меня балуешь, да?» Слишком романтично. Она испугалась. Слишком похоже на любовь.
Она вспомнила, как он первый раз подарил ей новый мобильник, сказал, что так удобнее договариваться о встречах. Впервые услышав в трубке голос учителя, она села на скамейку рядом с входом в соседний магазин. Учитель на том конце спросил: «Где ты? Я все время слышу какой-то перезвон». Она ответила очень непринужденно: «Я в магазине». Но только сейчас ей подумалось, что тогда по телефону ему показалось, будто бы она на нервах ходит туда-сюда. Хотя, может, он вообще особо об этом не думал. Она комично засмущалась. Сконфузилась даже сильнее, чем только что. Почему вдруг она подумала про это?
Сыци уселась на полу, мысли ее путались. Храп учителя был таким же, как и его голос, таким же четким, как иероглифы в стиле кайшу. Учитель всегда хотел, он хотел тысячу раз и всякий раз пугал ее. Учителю все это очень тяжело. Человеку же тяжело противостоять вековым устоям общества. Сыци встала с пола, забралась под одеяло в ногах учителя и, глядя на него, подумала, что это, наверное, и есть бронзовый оттенок кожи, о котором пишут в книгах. Он радостно проснулся и положил руку на ее голову, как игрок на мяч при обводке. Что-то долго бормотал. Все равно нет. Правда не могу. Его обнаженное тело выглядело как никогда дряблым и дряхлым. Он сказал: «Я постарел». Сыци была шокирована. Но при этом не могла жалеть его. Это было бы слишком самодовольно. Он изначально не ждал, что все получится, и даже не заговаривал об этом. В конце концов она взяла на себя инициативу, и ему не пришлось нести крест желания в одиночку. Она была наполовину удовлетворена, наполовину несчастна, медленно выбралась из постели, медленно оделась и медленно произнесла: «Учитель просто устал».
Про ювелирный магазин господина Маомао Ивэнь рассказала госпожа Чжан. Когда Ивэнь только-только переехала, у нее не было никаких развлечений, кроме чтения девочкам: если свекровь видела, как она в одиночестве читает книгу, то ей попадало.
Настоящее имя господина Маомао было Мао Цзинъюань. Непонятно, с какого времени богатые дамы, посещавшие его магазин, начали называть его Маомао. Общаясь накоротке с молодым человеком, богатые дамы и себя чувствуют моложе. Господин Маомао понимал эту психологию. Он в любом случае хороший человек. Постепенно все забыли его настоящее имя, да он вроде как и сам позабыл. Когда Ивэнь впервые посетила ювелирный магазин, была очередь Маомао дежурить в торговом зале. Обычно там работала его мама, а сам господин Маомао на втором этаже придумывал дизайн украшений или подбирал драгоценные камни. Витрину ювелирного магазина нельзя было назвать великолепной или невзрачной, обыкновенный ювелирный магазин, сложно придумать что-то еще.
На самом деле Ивэнь давно уже позабыла, когда впервые увидела Маомао, просто незаметно для себя привыкла с ним видеться. Но господин Маомао отлично помнил. Ивэнь была в тот день одета в белое платье в цветочек без рукавов, на голове широкополая соломенная шляпа, перехваченная атласной лентой, а на ногах белые босоножки с Т-образной перемычкой. Ивэнь позвонила в звонок, открыла дверь, и сильный ветер втолкнул ее внутрь, подол платья надулся, но тут же опустился, облепив тело. В помещении она сняла шляпу. С этой стрижкой Ивэнь выглядела совсем девчонкой. Хотя Ивэнь сказала, что просто посмотрит, Маомао остался и больше не покидал торговый зал. Вся Ивэнь напоминала только что побеленную комнату без дверей, и стены в этой комнате были такими белыми, что слюнки капали, она семенила по залу, наседая на него, осаждая жизнь Маомао.
Маомао поприветствовал Ивэнь, а она легонько поклонилась. Могу я узнать ваше имя? Зовите меня просто мисс Сюй. Ивэнь тогда только-только вышла замуж и уже успела лицезреть в разных ситуациях всю мощь статуса «миссис Цянь», но наедине с собой она оставалась мисс Сюй. Маомао по привычке оценил украшения на Ивэнь. На самом деле на ней было только незатейливое плетеное колечко на безымянном пальце правой руки. Может быть, это просто парень, а не муж. Маомао тут же испугался собственных мыслей. Что бы вы хотели? Ой, да я и не знаю. Ивэнь улыбнулась. В ее улыбке было что-то наивное. Так могут улыбаться люди, которые по общемировой статистике добились победы по всем фронтам. Так улыбались те, кому никогда не делали больно. Кофе или чай? О, кофе! Кофе – это так вкусно. Ивэнь зажмурилась, а ресницы напомнили веер Марии-Антуанетты в фильме. Сердце Маомао похолодело, и это был холод не льда в бокале с вином, а града на улице. Такой красивой улыбке всегда достается, если только не защитить, спрятав в хрустальный шар.
Ивэнь расправила юбку, села и сказала, что хотела бы взглянуть на пару сережек в форме веточек. На веточках длиной с мизинец были изящно выгравированы тонкие бороздки, крошечные бриллиантики на крошечных сучках напоминали снег. Ивэнь окутывала целая вселенная, порожденная этими веточками. Ивэнь нравились все времена года. Она любила жизнь, и жизнь отвечала ей взаимностью. Но, скажем так, зима ей нравилась больше, чем лето. Она запрокидывала голову, смотрела на голые тонкие ветви, чьи пальцы тянулись к синему небу, и ей всегда казалось, что она левой рукой надавливает на небо, а правой рукой рисует на нем карандашом. Ивэнь подняла кружку с кофе обеими руками, словно согревалась. Маленькая овечка пила кофе, как молоко, и виновато улыбнулась из-за того, что слишком легко одета перед снежинками. Никто еще так не вживался в роль, надевая его украшения.
Ивэнь крутилась перед зеркалом, но забывала смотреть на себя, а лишь под разными углами рассматривала маленькие веточки. Она пробормотала себе под нос: «Похоже на Стендаля»[56]. Господин Маомао подхватил: «Да, соляные копи Зальцбурга». Ивэнь рассмеялась так, что смеялись ушки, маленькие зубы, длинная шея и подмышки. Впервые человек понял, о чем я бормочу, ни к кому, кроме себя, не обращаясь. Эта пара сережек вдохновлена теорией Стендаля о любви. Да? Ивэнь разоблачила господина Маомао, но при этом у нее возникло ощущение, будто он видит ее насквозь. Маомао встревожился, словно бы в заброшенные соляные копи бросили его и это он покрыт кристаллами. Ивэнь – кристаллизация Маомао. Она и есть кристаллизация. Ивэнь не испытывала смущения, на ней еще лежала печать радости молодоженов, ей казалось, что все в мире начинается с любви и заканчивается вежливостью. С того самого дня Ивэнь полюбила магазин Маомао, они могли проговорить о литературе два, а то и три часа. Иногда он приносил драгоценности, вдохновленные литературными произведениями, и Ивэнь казалось, что она покидает Утопию. Спускается с Волшебной горы. Открывает дверь Пряничного домика. Она не знала, что для Маомао это был не просто Пряничный домик, а все сладости мира.
