я дергала ногой, стуча коленом о руль.
Мама. Хрупкая, ранимая Джейн Фитцпатрик.
Женщина, которая топила свою печаль в бесконечных походах по магазинам и плакала каждый раз, когда я решала сходить куда-то с друзьями вместо того, чтобы остаться с ней. И у которой всегда была заготовлена какая-то просьба, чтобы заставить меня чем-то ей услужить.
В детстве я считала себя такой же, как она.
Скромной, застенчивой и изящной. Я изо всех сил старалась стать той, кем меня ожидали видеть окружающие. Хрупкость Джейн Фитцпатрик, видимая во всем: от ее костлявого телосложения до утонченной красоты, на протяжении многих лет привлекала множество поклонников и служила объектом зависти других женщин. Но с течением времени я поняла, что я сильнее своей матери, намного сильнее, и к тому же более независима.
А это значит, что внешне я была похожа на маму, но характером пошла в отца.
И в этот момент мне было слишком мерзко думать об этом открытии.
Джейн Фитцпатрик то и дело погружалась в депрессию, словно облачалась в свое любимое платье, а мой отец, хоть и вышел на пенсию и посвящал семейному бизнесу всего пару часов в день, почти не пытался ей помочь.
Именно поэтому я решила как можно дольше жить в доме родителей, пока, в конце концов, не выйду замуж и не обзаведусь собственной семьей.
Люди всегда молча осуждали меня за решение остаться дома.
Считали, что я оставалась, потому как хотела, чтобы со мной нянчились.
Им и невдомек, что я не съезжала потому, что сама была в няньках.
Но так я и сделала: поменялась с ней ролями и стала родителем для собственной матери. Первая настоящая депрессия настигла ее, когда мне было восемнадцать. Я почти не спала, постоянно набирая ей ванну, расчесывая волосы, ежедневно ободряя беседами и отвозя к врачам.
С тех пор я еще трижды помогала ей переживать взлеты и падения. А потому то, что отец так беспечно разрушил плоды моего труда, стало подобно удару в спину.
Я резко остановилась перед домом и распахнула двойные двери особняка, стараясь не замечать, как заколотилось сердце в груди при виде «Порше» Сэма, припаркованного рядом с «Астон Мартином» Киллиана и «Мерседесом» G-класса Хантера.
Отыскать всех оказалось несложно. Я пошла из прихожей прямиком во второй обеденный зал, следуя на визг и надрывные крики матери. Ее вопли эхом отражались от высоких потолков, мраморных статуй и семейных портретов.
Дойдя до обеденной зоны, я резко остановилась. Мама и athair стояли в центре комнаты на фоне садов и тяжелых бордовых портьер, устроив кошмарный скандал.
Мать покраснела так сильно, что, казалось, она сейчас лопнет. Па вел себя непоследовательно: в один миг рассыпался в извинениях, а в следующий – пылко защищался. Я заметила позади родителей Киллиана, который глядел на них с неприязненной ухмылкой, нежно обнимая одной рукой свою светловолосую жену Персефону, прижимавшую к груди их сына Астора.
Хантер и Сейлор с детьми тоже были там. Держались на безопасном расстоянии на случай, если мама начнет кидаться острыми предметами, что было вполне вероятно.
Киллиан щелкнул пальцами, и две служанки, примчавшиеся в зал, молча подхватили на руки детей, которым было незачем видеть своих бабушку и дедушку в таком состоянии.
Дэвона, нашего семейного юриста, в комнате не было. Я видела сквозь застекленные двери, ведущие в сад, как он разговаривал по телефону, очевидно, пытаясь разрядить обстановку в прессе. Он расхаживал, оставляя следы на белоснежном нетронутом снегу.
А еще здесь был Сэм. Он стоял, прислонившись к стене в углу комнаты, сунув руки в карманы брюк и коварно ухмыляясь – само воплощение убийственной красоты и непринужденного разрушения.
Я расправила плечи, чувствуя, как раздуваются ноздри от новой волны горячего гнева.
Прошла неделя с тех пор, как я видела Сэма. С тех пор, как мы переспали. С тех пор, как я убедила себя в том, что смогу пробраться в его сердце.
На следующий день я пришла в клуб, как мы и договаривались, а в итоге выяснила, что он уехал в другой штат.
«Прости, милая, но у босса есть дела поважнее, чем случайный перепихон. Похоже, твои две минуты в роли любовницы Бреннана истекли», – сказал один из его солдат, рассмеявшись мне в лицо, когда я потребовала пропустить меня внутрь.
Стоило мне подумать о той ночи, уши начинали гореть от стыда. Сэм даже не удосужился взять трубку и позвонить мне. Написать. Хоть как-то сообщить о том, что наши планы изменились.
Время с нашей последней встречи тянулось мучительно медленно, каждая минута длилась целую вечность, будто двигалась против течения. А теперь он стоял прямо передо мной, и я даже не могла устроить ему заслуженную взбучку, потому что здесь присутствовала моя семья.
Я перевела взгляд с Сэма на родителей.
– Никто не просил тебя о верности, Джеральд! – громко воскликнула мама, всплеснув руками. – Это была бы слишком большая просьба, правда, дорогой? Но почему ты не мог быть осторожнее? Сколько я, по-твоему, способна вынести? Я ходячее посмешище! Взгляни на эти снимки. Ты только взгляни на них! – Мама бросила газету, ударив ею отца по мясистой груди.
С моего места у двери мне было видно фотографию, на которой отец хватал за сиськи грудастую блондинку, которая хихикала в камеру. Было очевидно, что они оба совершенно голые. Она сидела у него на коленях, и не оставалось никаких сомнений в том, чем они занимались.
– Будто этого мало, ей всего двадцать пять! Она моложе твоей дочери. О чем ты только думал? Эшлинг, а вот и ты! – Мама обернулась и посмотрела на меня, позабыв на мгновение о том, что была занята публичным унижением моего отца. – Будь душкой и попроси, чтобы мне подали мой любимый чай с медом и имбирем, и проследи, чтобы поскорее подготовили горячую ванну.
Все устремили ко мне взгляды, удивленные и озадаченные тем, что меня попросили выполнить работу дворецкого. Им не стоило удивляться. Если бы они присмотрелись внимательнее, то увидели бы, что все это время я была в этом доме прислугой.
– Конечно, мама. – Я натянуто улыбнулась и вышла из комнаты со всем изяществом и беззаботностью, на какие только была способна, чтобы передать поручения горничным и удостовериться, что о маме позаботятся в мое отсутствие. Я вернулась в обеденный зал, как раз когда мама бросила в отца обручальное кольцо.
Киллиан, решив, что с него на сегодня хватит безрадостных развлечений, встал между ними.
– Хватит. Кто, по-твоему, мог это слить? – требовательно спросил он. – Точно не
