— Дай-ка я догадаюсь. Кесслер — еще один псевдоним Каплана?
— Герш Кесслер, — сказал Райан и вытащил из кармана снимок. — Это твой парень?
Я внимательно изучила его. Очки. Темные волосы. Только бороды нет.
— Может быть. Они что, все выглядят одинаково? — сказала я, чувствуя себя тупицей.
Зажмурилась и представила Кесслера. Открыв глаза, снова посмотрела на фото. Подсознательные воспоминания.
Длинная шея. Нависающие веки. Слово, которое возникло у меня тогда в голове при виде Кесслера. «Черепаха». Я вспомнила.
— У Кесслера была борода. Но все-таки мне кажется, что это один и тот же человек, — сказала я, возвращая фотографию. — Прости. Это все, что я могу сказать.
— Уже кое-что.
— А где сейчас Кесслер, то есть Каплан?
— Я этим занимаюсь.
Мы поехали домой. Пока я принимала душ, Райан беседовал с Чарли.
Я стояла голая у вешалки, когда он зашел в ванную.
— Замри.
Я обернулась — кружевная рубашонка в одной руке, тонкие атласные трусики — в другой.
— Что вы собираетесь делать, мэм?
— Вы полицейский?
— Так точно.
Я вопросительно подняла бровь.
— Опустите белье на пол и немедленно отойдите от вешалки.
Так я и сделала.
В понедельник лаборатория, как обычно, превращалась в дурдом. Четыре человека сгорело. Один застрелился. Один повесился. Две смерти от ножевых ранений. Ограбленный труп.
И только один случай для меня.
Объект нашли в подвале многоэтажного дома в Кот-Сен-Люк. Полицейские подозревают, что речь идет о младенце или ребенке.
После утреннего собрания я попросила Ламанша подняться ко мне в лабораторию. Показала скелет, привезенный из монастыря, описала его историю и возможное происхождение и объяснила, как он попал ко мне.
Как и ожидалось, шеф присвоил останкам идентификационный номер, предупредив, что теперь это дело следователя. И за мной окончательное решение, кому заниматься данным вопросом.
Когда Ламанш ушел, я велела своей ассистентке Дениз произвести рентгеновский анализ челюсти скелета. Затем спустилась к предполагаемому ребенку.
На первый взгляд останки представляли собой две маленькие и неполные теменные кости. На вогнутой поверхности виднелся сосудистый рисунок — результат близкого расположения внешней поверхности головного мозга. Все объяснилось после очистки. «Костями» оказались два куска скорлупы кокосового ореха. Венозным рисунком — затвердевшая грязь.
Когда я доставила отчет в кабинет секретаря, Дениз вручила мне маленький коричневый конверт. Я поместила содержимое в проектор.
Один лишь взгляд укрепил меня в подозрении, что зуб вставной. Причем сделано это было не очень квалифицированно. Рентген показал, что корни не совсем подходили в свои отверстия.
Там было что-то еще.
Возраст зуба. Степень его остроты. Понятно. Я отметила различия во внешнем виде. Но есть признаки, меняющиеся со временем. Чем старше зуб, тем изношеннее дентин в полости коронки и канале.
Не нужно быть стоматологом, чтобы определить: первый верхний коренной зуб светлее остальных.
Я позвонила Марку Бержерону. Его секретарь попросил оставаться на линии. Я слушала «Тысячу строк», напоминающую «Сладкую Каролину». Представила пациента с запрокинутой головой, открытым ртом и слюноотводом. Хорошо, что это не я.
Марк ответил на середине «Аристократки». Мы договорились встретиться днем.
Когда я запаковывала череп, позвонил Джейк.
— Ты получил сообщение? — спросила я.
— Я выехал из гостиницы в субботу и ночным рейсом улетел в Тель-Авив.
— Ты в Израиле?
— В Иерусалиме. Что случилось?
Я рассказала ему о разнице между скелетом на фотографии и скелетом в моей лаборатории, потом описала отклоняющийся от нормы коренной зуб.
— И что это значит?
— Сегодня я встречаюсь с дантистом.
Последовала долгая, очень долгая пауза.
— Вытащи этот зуб и один или два других.
— Зачем?
— Для ДНК-теста. Кроме того, я попрошу тебя отломать кусочек бедренной кости. Сможешь?
— Если Феррис и Лернер не ошиблись, то этим костям почти две тысячи лет.
— Ведь возможно получить митохондриальную ДНК у старой кости, верно?
— Конечно. И что потом? Судебный анализ основывается на сравнении ДНК — к примеру, жертвы и членов его семьи. С чем ты собираешься ее сравнивать в нашем случае?
Снова пауза — в стиле Джейка.
— Раскопки ведутся каждый день. Никогда не знаешь, что может быть найдено. Выделяются деньги. Я лично получил на это грант. Что там с расой?
— А что с ней?
— Помнишь недавнее дело, когда специалисты утверждали, что преступник белый, а работники лаборатории — что черный?
— Ты имеешь в виду дело Деррика Тодда Ли в Батон-Руж? Тест на ядерную ДНК.
— Такой тест можно провести с древними костями?
— Надо будет просить разрешение. Это большое поле для изучения — д-ДНК.
— Д-ДНК?
— Древняя ДНК. Ребята в Кембридже и Оксфорде пытаются выделить ДНК древних материалов. Здесь, в Канаде, есть один институт под названием «Палео-ДНК лаборатория», находится в Тандер-Бей.
Я вспомнила недавнюю статью в «Американском вестнике генома человека».
— Группа французских ученых опубликовала доклад о ядерной и митохондриальной ДНК, определенной у скелета двухтысячелетнего возраста, найденного в древних захоронениях в Монголии. Джейк, но даже если мы и выделим ядерную ДНК, расовая идентификация будет очень приблизительной.
— Насколько приблизительной?
— Есть одна компания во Флориде, которая обещает провести тест, расшифровывающий варианты расовых смешений. Они утверждают, что могут определить индоевропейцев, коренных американцев, восточных азиатов, южных африканцев.
— И все?
— Пока да.
— Для нас это бесполезно.
— Именно, — согласилась я.
Еще одна пауза.
— Но ДНК-тест все-таки может определить принадлежность странного зуба другому индивидууму?
— Вероятность невелика.
— Но шанс есть.
— Безусловно, — признала я.
— Кто проводит подобные тесты?
Я рассказала.
— Встреться с дантистом, выслушай, что он скажет по поводу странного зуба. Затем возьми образцы. И отрежь достаточно кости для радиоуглеродного анализа.
