звонкий хлопок снаружи дома. Балконная дверь настежь распахнута, прохладный ночной ветер колышет белоснежную тюль на окне. Машинально я поднимаюсь с постели и направляюсь к окну. Чуть отодвигаю шторку в бок, замираю, когда вижу Леона. Да не одного, а сопровождении трёх громоздких фигур. Двое из них кого-то тащат. Буквально волочат по мраморной плитке двора. Я прищуриваюсь, фокусирую зрение и удивляюсь, так как узнаю в «пленнике» ещё одного подчинённого Леона – его охранника. Почему? За что он с ним так? Избил? Своего подданного?
Парень едва перебирает ногами. На лысой голове амбала виднеется запёкшаяся кровь. Затаив дыхание, я прячусь за шторкой. Леон взвинчен. Он шагает впереди всех, а его подельники – шаг в шаг плетутся за ним следом. Компания направляется в сторону запасного входа. Мой пульс останавливается, пропускает удары, а потом начинает быстро-быстро гонять кровь по венам. Внутренний голос гаденько шепчет: «Иди за ними». Что я и делаю. По крайней мере пытаюсь. Я набрасываю на себя халатик и, босая, мчусь к выходу из особняка. Но сначала осторожно выглядываю из-за двери, чтобы убедится, что в коридорах тихо, а на горизонте чисто.
Минута, я благополучно оказываюсь в саду. Иду на шум и голоса бранящихся охранников. Если вдруг меня засекут, я могу подыграть, что я мол сегодня страдаю бессонницей, поэтому решила прогуляться и потерялась. Ведь резиденция такая огромная, что я и правда до сих пор не могу запомнить, где и что здесь есть. Я специально не надела обувь, я крадусь тихо, оглядываюсь через шаг. Я почти уверена, что здесь нет видеокамер. Потому что я уделила особое внимание этому вопросу – заранее осмотрела весь особняк и сад, взяла на заметку те места, которые контролировались камерами слежения.
На улице темень, но кое-где ещё горят садовые фонари. Прищурившись, за углом здания я замечаю чуть приоткрытую металлическую дверь тёмно-коричневого цвета. Я видела её ещё раньше, но она всегда была намертво запечатана. Кажется, она ведёт в подвал. Мысленно перекрестившись, я ныряю внутрь прохода и мгновенно чувствую на коже острую прохладу, от которой волосы на коже встают дыбом. Тихо, крайне осторожно, придерживаясь за стены помещения, я спускаюсь вниз. Один пролет, второй. Здесь так темно, что можно оступиться и убиться. Слава Богу впереди я замечаю слабую полоску света, она сочится из небольшой комнаты. В подвале неприятно пахнет. Этот гадкий запах вызывает неприятные спазмы в желудке. Я как будто гуляю по мясокомбинату. Страх всё нарастает и нарастает удвоенной порцией.
Грубая итальянская речь с каждым моим шагом становится всё ближе и ближе. Иногда в ней проскакивают русские словечки. Я знаю этот голос как свои пять пальцев. Холодный, как сталь. Доминирующий. Рёв дикого, необузданного зверя. Мне не по себе, когда я вижу Леона таким разъяренным. Да, такое бывает. Человек – настроение. Он будто оборотень. И сегодня его лучше не злить. Потому что тот парень, явно что-то натворил.
Я подкрадываюсь к проходу, ведущему в комнату, из которой льётся слабый свет, чуть выглядываю из-за угла и вижу настолько жуткую картину, от которой едва ли не падаю мертвым кулем лицом вниз. Леон стоит спиной ко мне, по бокам от Леона – его верные подданные. Втроем они стоят ко мне спиной, а «лысый пленник» – лицом. Молит их о чем-то, оправдывается, стоя на коленях со связанными руками. Я пытаюсь прислушаться к речи. Кое-что всё-таки понимаю.
– Sì, è lui… un traditore. Cento per cento. Hai visto le registrazioni dalle telecamere, – грозно молвит один их подельников своему главарю.
Моретти молчит. Пять секунд, он бросает короткий взгляд на собеседника и кивает, чеканя два коротких слова по-русски:
– Кончай его.
Один из амбалов шуршит одеждой. Я слышу щелчок и понимаю, что мне нужно зажмуриться.
Бах!
Выстрел. Хлопок. Эхом бьют по стенам подвала. Я зажимаю руками рот, впиваюсь зубами в собственную ладонь, глотая вопль ужаса, когда вижу, как тело стоящего на коленях человека бездыханным мешком падает на пол. Пять секунд. Убийственная тишина. После которой следует холодный приказ:
– Избавьтесь от грязи. И запомните! Так будет с каждым. С КАЖДЫМ, кто посмеет перейти дорогу Моретти. Никто не станет исключением. Никто. Даже родная мать, царствие ей небесное.
Подданные молча кивают, а я пулей несусь обратно к лестнице, бегу с сумасшедшей скоростью в свою комнату. Быстро срываю с себя одежду и запираюсь в душе. Включаю холодную воду, падаю на колени на пол в душевой, обхватываю руками свои трясущиеся плечи и реву, реву, реву, захлёбываясь в немом крике.
«Никто не станет исключением. Никто».
Теперь я на все сто процентов уверена, что Леон никакой не бизнесмен. Он страшный человек. Он… бандит и преступник. Я в этом только что убедилась. Поэтому мне его ничуть не жаль. И я не буду жалеть о том, что я рушу его бизнес, крошу его планы в песок, игнорируя клич совести. Моретти надо бояться. Но ни в коем случае не жалеть. Он заслуживает того, что я делаю против него. Пусть его бизнес рухнет к чертям! Как и сам он. Провалится в ад. Туда, где ему самое место. Ведь убийца… Должен. Быть. Наказан.
* * *
Я никак не могу найти в себе сил и смелости, чтобы выползти из душа. Горячая вода успокаивает. Внезапно, я слышу, как хлопает дверь в спальне, после звучит хриплый, явно недовольный голос хозяина этого дома:
– Клубника, ты где? Ты мне нужна! Срочно!
Ох, нет. Когда он говорит мне «Клубника» это значит одно – он, либо зол, либо чем-то недоволен. По интонации в стальном баритоне мужчины и по тому, что произошло совсем недавно, я понимаю зачем он сюда явился. Чтобы вытрахать меня как следует, сбросив скопившийся пыл после кровавых разборок.
Я действую по обстоятельствам. Не хочу, чтобы монстр сейчас меня трогал. Не хочу чувствовать на себе его руки, которыми он… убивает людей. Сделав глубокий вдох, я выкрикиваю первое, что приходит на ум:
– Прости… Леон. У меня внезапно начались эти… д-дни.
И дрожу так дико, что вот-вот, и помру со страха.
– Дерьмо.
Я не пускаю мужчину в ванну. Я реву в собственный кулак, потому что до смерти его боюсь. Ведь полчаса назад на моих глазах убили человека. По его приказу. Того, кто каждый день смотрел мне в глаза и приветливо здоровался. Того парня, Начо, его больше нет. Что они с ним сделают? Утопят тело в океане? В лесу закопают?
Я задерживаю дыхание, не двигаюсь, прислушиваюсь. Шаги. Сильный
