Брови Рустама вопросительно изгибаются. Крупные ладони опускаются на мои плечи, стягивают остатки платья.
— Ты слишком сильный, — выдаю я, отчаянно стараюсь совладать с порочным томлением, которое завладевает каждой клеткой тела. — Ты сжигаешь меня. И я рада гореть. Но что если тогда перестану быть тебе нужна? Сломленная. Послушная. Покорная. Никаких лишних вопросов. Абсолютное подчинение твоей воле. Разве ты этого хочешь?
— Нет, — отрезает Рустам. — Никогда.
— Объясни мне, что вокруг нас происходит.
— Я говорил, будет грязь, — чеканит ровно.
— Помню.
— Я ждал другой удар, — тьма в его глазах сгущается. — Компромат из своего собственного прошлого. Фото или видео. Старьё, которое могут выдать за свежую измену. Скандальные статьи в газетах с признаниями моих бывших любовниц. Обвинение в изнасиловании.
— Ты насиловал кого-то? — выпаливаю и тут же закусываю губу.
Рустам криво усмехается.
— Нет, но сейчас это модная тема. Домогательства. Так мужиков и обдирают. Кого разорят, кого в тюрьму засадят. Как повезёт.
— Без доказательств ничего не…
Замолкаю, вспомнив про запись, где занимаюсь сексом с Джеро. Иногда доказательства насквозь лживые, а выглядят реальнее реальности.
— Они нашли мою единственную слабость, — заключает Рустам. — По тебе ударили.
— Верман?
— Здесь я пока не уверен. Но разберусь. Найду и покараю каждого урода. Клянусь. Пожалеют, что сами не сдохли.
— Но как это видео может быть настоящим, если там не я? Без монтажа, без эффектов. Как такое возможно?
— Я выясню.
Его пальцы скользят по моей груди, выжигая огненные полосы, высекая искры дикого пламени. Сердце обрывается. Застывает, а потом бешено стрекочет. Пульс бьет по взмокшим вискам. Низ живота сводит тягучая судорога.
— Вечером мы вылетаем в Париж, — небрежно выдаёт Рустам, словно речь идёт о самых рядовых планах на день.
— Что? — изумляюсь.
— Выходные проведём во Франции. У меня там дела. Совместим приятное с полезным.
— Нужно будет притворяться? — хмурюсь. — Ну ты много наговорил. Наши недоброжелатели уверены, между нами возник серьёзный раскол. Отношения испортились. Вряд ли мы сможем пойти в кафе или вместе прогуляться по Елисейским полям. Это нарушит логику конфликта.
— Почему же? — хмыкает. — Я наказал тебя. Но ты поймала кайф. Твоя тугая попа раскололась под моим членом. Разве плохо?
— Рустам, — прикрываю глаза и заливаюсь краской.
— Я и правда должен тебя наказать, — хрипло замечает он.
— За что? — пораженно хлопаю ресницами.
— Мы слишком много говорим, — скалится.
— Это нормальная часть человеческих отношений.
Пальцы вплетаются в мои волосы, запрокидывая голову назад. Губы вонзаются в губы. Жалят. Жадно. Жестоко. Его язык проскальзывает вглубь, вступает в схватку с моим языком. Действует алчно. Властно. Помечает территорию.
Я растворяюсь в этом неистовом поцелуе. До небес взлетаю. И срываюсь на дно зияющей пропасти. Падаю в бездну охваченная одержимым пламенем. Сгораю заживо.
Рустам склоняется ниже, заваливая меня на стол. Наваливается сверху, устраиваясь между моими широко раздвинутыми ногами. Буквально вгрызается в мой рот.
Изнываю от желания ощутить его мощное горячее тело в полной мере. Хватаюсь за полы тёмной рубашки, нетерпеливо дёргаю, лихорадочно пробую расстегнуть пуговицы. Одну за другой. Быстрее. Тяну настолько сильно, что раздаётся треск, ткань расползается, а пуговицы отлетают в разные стороны. Обнажаю широкую грудь, накрываю вмиг затвердевшие мускулы дрожащими ладонями. Изучаю. Поглаживаю. Провожу пальцами по густой поросли волос на животе.
Рустам отрывается от моих губ, одаривает тяжелым взглядом, от которого внутри все сладко поджимается и сокращается, а потом начинает покрывать шею требовательными поцелуями. Миллиарды раскалённых иголок входят под мою кожу. Крупная дрожь колотит, пробивает плоть ледяным ознобом, после сменяется испепеляющим жаром.
Он исследует мою грудь. Обводит ладонями. Сжимает и мнёт. Перекатывает соски между пальцами. Щипает, заставляя выгнуться дугой. Погружает меня в такое состояние, когда совершенно ничего не соображаю, отключаюсь до той степени, что собственное имя забываю.
— Как же я по тебе изголодался, — сквозь звериное рычание выдаёт мне на ухо и опять проходится губами по шее, втягивает кожу в рот, покусывает, оставляя синяки и засосы.
— Не нужно было бросать меня ночью одну, — веду пальцами по тяжело вздымающейся груди, царапаю смуглую кожу ногтями, до крови в плоть вонзаю.
— Дикая кошка, — заключает Рустам, и в его глазах воцаряется беспросветная тьма, красиво очерченные губы кривятся в хищном оскале. — Ради такого придется чаще угрожать тебе наказаниями.
Я подаюсь вперед, впиваюсь ртом в его шею, нежно провожу языком, а после жестко прихватываю кожу зубами. Действую под стать ему, безотчетно повторяю опасный маневр. До крови прикусываю, осторожно слизываю багровые капли.
Утробный рык вырывается из широкой груди, отбивается мелким трепетом в моем напряженно выгнутом теле. Гремучая похоть закипает внутри. Бурлит. Будоражит сознание. Разливается по венам тягучими волнами.
Муж наваливается на меня сверху. Прижимается крепче. Теснее. Сокращает расстояние между нами стремительно и бесповоротно. Его огромный вздыбленный член скользит по моему животу, опаляет неистовым жаром, вынуждает выгибаться сильнее. Моя плоть уже изнывает от желания нанизаться на железный крюк. Однако супруг не торопиться брать добычу штурмом. Не спешит переходить к главному действу, растягивает сладостную пытку, раздразнивает томление в каждой клетке, накаляет атмосферу до предела.
Рустам очень искушен. Испробовал множество грешных наслаждений. Умеет погрузить в бездну порока, отравить ядовитым возбуждением.
А я цепляюсь за иллюзию власти над ним. Понимаю, нужно стать сильнее, причем не только в постельных утехах. Но это — тоже поле для сражения. Бой темпераментов. Ожесточенная схватка разных стихий.
— А я могу тебя наказать? — бросаю дерзко, вцепляюсь ногтями в широкие плечи, ощущаю, как бугрятся стальные мышцы.
Дыхание перехватывает. От Рустама исходит такая сокрушительная сила и мощь, что меня затапливает бесконтрольный восторг. Мне безумно хочется трогать своего мужа. Абсолютно везде. Провести языком по алым бороздам, исследовать царапины, которые оставила на упругой коже. Дотронуться кончиками пальцев до его старых шрамов. А дальше просто дышать. Впитывать звериный запах. Неповторимый животный аромат. Растворяться в греховном исступлении, пропитываться одержимой страстностью.
Опасность щекочет нервы. Обостряет чувства.
