Я видела, что он сразу стал звонить, но о чем он разговаривал, я не слышала, так как он сразу же, как только я отошла, закрыл окно для посетителей.
Мужчина, охранявший меня, топтался рядом. Минуты через три я услышала:
- Кондратьева кто?
-Я, - и ко мне направились два молодых человека, не уступавшие по размерам моему спутнику.
- Пройдемте с нами, - предложил один из них хриплым, явно прокуренным голосом.
Я поднялась с лавки и направилась с ними. Охранник Власова тоже хотел пойти, но ему не разрешили. Я попросила его остаться внизу и дождаться меня.
Сотрудники полиции проводили меня в кабинет, где стояло три стола с компьютерами, стулья. Единственное окно было закрыто решеткой.
За одним из столов сидел мужчина, полный и большой, чем-то напоминавший кусок дрожжевого теста.
Он при виде меня расплылся в улыбке:
- Проходите, проходите, Ольга Аркадьевна. Присаживайтесь. А мы уже с ног сбились Вас разыскивая.
Я немного не поняла причин, заставивших полицейских так усердно меня искать и уточнила:
- Вы мою машину нашли?
Толстяк продолжал улыбаться, а мне захотелось поежиться:
- Нет, мы нашли труп Анохина.
Мне стало дурно:
- Его убили?
- Да, Ольга Аркадьевна. Вы. Вчера.
Что он несет? Я возмутилась:
- Да Вы соображаете, что несете?
Мужчина перестал улыбаться.
- Можете не отпираться. У нас есть свидетель.
Я не могла поверить, что он говорит серьезно. Это был полный абсурд. Я не верила, что такое может происходить на самом деле и со мной.
Ответила, стиснув зубы:
- Я никого не убивала. Зачем мне убивать Анохина?
-Это я и хотел у Вас спросить.
Нет, похоже, толстяк говорит серьезно. И это вовсе не шутка. Никто не смеется. Дальнейшие полчаса опера втроем попытались меня раскрутить на явку с повинной. Я стояла на своем.
Потом пришел следователь, оформил протокол задержания.
Этот говорил немного, только по делу.
- Признаваться будем?
- Нет, я ничего не совершала.
- У Вас будет время подумать в ИВС, Ольга Аркадьевна.
Прибыл конвой, на меня надели наручники и повели к машине, чтобы отвезти в изолятор.
Я попала в западню. Я чувствовала себя, как муха в паутине, которая может только беспомощно барахтаться, все сильнее застревая в смертельной ловушке. Но кто стоит за всем этим? Неужели Власов? И все, что было эти два дня, было сплошным притворством? А я повелась?
Роман.
Я не смог поехать с Ольгой сразу, так как не встретиться с этим человеком было опасно. Тем более пригласил он меня не куда-нибудь, а к себе домой. Это был жест доверия. Типа протянутой для приветствия руки, не принять которую значило навлечь на себя большие неприятности.
Звонок от дяди Паши раздался рано утром, я еще спал.
Из-за трезвонящего телефона проснулся, принял вызов и услышал:
-Рома, сынок, здравствуй!
Ведь знает гнида, что я терпеть не могу, когда он меня так называет, но все равно упорно продолжает это делать. Я сразу вспоминаю своего недоброй памяти папашу.
Сдерживая раздражение ответил:
-Здравствуй, дядь Паш.
-Ты б подъехал ко мне домой часиков в десять. Разговор есть.
И абонент отключился. Этот разговор значил, что отказ не допускается.
Завез Ольгу в полицию, потому что со всей этой кашей нужно было что-то делать.
Подъехал к нужному дому и позвонил, меня пропустили одного. Дом был на вид простой, но знающий человек сразу мог определить, сколько на самом деле стоит эта простота. Хозяина нашел на застекленной террасе. Он был невысокого роста, но кряжистый, глубокие морщины избороздили его лицо, выдубленное за годы отсидок* северными ветрами.
- Проходи, сынок, проходи. Спасибо, уважил старика.
Я сел за столик, на котором дымилось кофе в белоснежных чашках и издавали умопомрачительный аромат свежеиспеченные булочки с корицей.
- Давай, угощайся, - дядя Паша внимательно всматривался мне в лицо, потом решил мне сделать "комплимент", - Как на отца-то ты похож! Словно Сашка, упокой Господи его душу, со мной сидит за одним столом.
Сомнительное удовольствие, когда тебя сравнивают с человеком, которого ты боялся и ненавидел всю жизнь. И похожим на него я быть никогда не хотел.
Мы выпили кофе, я даже съел булочку, которая застряла где-то в горле. Старик все молчал. Время шло, мне нужно было ехать к Ольге, а он словно тянул время.
Наконец ему это самому видно надоело.
- Я хотел тебя попросить, Роман.
Я насторожился, услышать от него слово "попросить" было равносильно чуду.
А он между тем продолжил:
- Ты должен поехать сейчас в "Солнцевский" и сказать следователю, что ни вчера, ни сегодня ты Кондратьеву не видел, о том, чем она вчера занималась, тебе ничего не известно. И это ты будешь говорить до суда. Да и в суде тоже.
У меня вспотели ладони. Дело - дрянь, понял я окончательно.
-Какого суда? - спросил глухо.
- Который признает ее виновной в убийстве одного человечка. Влезла барышня туда, куда лезть было не нужно.
Помолчав, старый хрыч добавил:
- Вижу, ты расстроился, Рома. Не стоит. Девок много, а мешать моим делам не надо. А даже, если тебе именно эта нужна, то ничего страшного с ней не случится, посидит немного, потом по УДО* выйдет. Дождешься, будет краля твоя со всеми потрохами.
Я посмотрел на дядю Пашу, мы несколько секунд поиграли в "гляделки", но не один из нас взгляда так и не отвел.
- А если нет?
Старик недовольно нахмурился и неодобрительно покачал головой:
- А если нет, то и говорить будет не о чем. Вернее не о ком. Её уже задержали, везут в изолятор. Мало ли там неприятностей может случиться?
Если он не блефует, то Ольга на его территории и каждое его слово это не пустая угроза, а твердое обещание, которое он, не задумываясь, приведет в исполнение.
Говорить больше было незачем. Я поднялся.
Дядя Паша спросил напоследок:
- Ты меня понял, Рома?
Я кивнул.
- И хорошо. А теперь, езжай. Отдохнуть мне надо, что-то я устал.
Я дошел до своей машины, достал телефон и стал звонить Степану, которого отправил с Ольгой: Он ответил мгновенно. Голос его звучал растерянно:
