ТЫ НИЧЕМ НЕ ХУЖЕ ОСТАЛЬНЫХ, ПРОСТО У КАЖДОГО СВОЯ СУДЬБА, И НЕ К ЧЕМУ СРАВНИВАТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ С ДРУГИМИ. НАЙДИ В СВОЕЙ ЖИЗНИ ИСТОЧНИКИ РАДОСТИ, ПОВОДЫ ДЛЯ СЧАСТЬЯ, СКВАЖИНЫ РЕСУРСА, ОНИ ТАМ ТОЧНО ЕСТЬ. У ВСЕХ ЕСТЬ.
Ты живешь украдкой, из-под полы, с черного хода будто. А твоя жизнь достойна центральной сцены. Просто пока тебе самой это не станет очевидно, и ты не пустишь других людей в свою жизнь, ты не сможешь получить подтверждения этому.
А люди вокруг существуют не чтобы обижать тебя. И не чтобы на фоне твоих проблем чувствовать себя «по-настоящему счастливыми».
Есть люди, которые искренне хотят с тобой дружить. Просто потому, что ты – интересный человек, и ты – крутая. И новости твои – подрезанные челки, отвалившиеся колеса – интересны другим людям. Например, мне. Твоя история вообще достойна книги.
– Ну ляпнешь тоже… – смущается Аня, но видно, что она греется об эту мысль.
В Японии есть такое искусство реставрации – кинцуги.
Если дорогая вам вещь, например чаша из керамики, разбилась, треснула, распалась, ее можно отреставрировать с помощью специального сока лакового дерева, смешанного с золотом или серебром.
Получается, что после такой реставрации трещины не просто будут заметны на чаше – они будут практически подчеркнуты золотом или серебром.
ФИЛОСОФИЯ КИНЦУГИ В ТОМ И СОСТОИТ, ЧТО КАЖДАЯ ТРЕЩИНКА – ЧАСТЬ ИСТОРИИ ЧАШИ, И ПОЭТОМУ ОНА НЕ ЗАСЛУЖИВАЕТ ЗАБВЕНИЯ – НАОБОРОТ, ЗАСЛУЖИВАЕТ ТОГО, ЧТОБЫ ЕЮ ЛЮБОВАЛИСЬ. ЭТО ПРО ПРИНЯТИЕ ШРАМОВ, НЕДОСТАТКОВ, ОШИБОК И НЕСОВЕРШЕНСТВ КАК НЕОТЪЕМЛЕМОЙ ЧАСТИ ЧЕЛОВЕКА И ЕГО СУДЬБЫ.
Золотые швы пронизывают чашу, и сразу видно, что у нее была насыщенная жизнь, полная падений и возрождений из разбитых черепков обратно в себя саму – чашу. Была разбитая – теперь красивая, новая, стильная.
Разбитая чашка с золотыми шрамами – это и символ бренности жизни: все что угодно может случиться в любой момент – и символ того, что жизнь продолжается.
Иногда мы, люди, чувствуем себя разбитыми. Вдребезги.
Да, жизнь иногда мучительно невыносима, она разбирает тебя на запчасти и бросает кровоточить. Необходимо собирать себя из осколков, и непонятно, где брать силы, а главное – ради чего.
Но и в виде осколков существовать не получится.
Шрамы на душе – это не то, что следует прятать в одиночество или фальшивые улыбки, Ань. Залей свои трещинки золотыми швами, гордись своей историей, своим сыном, своей судьбой, тем, что нашла в себе силы собрать себя заново.
Знаешь, что такое принятие? Принятие – это искусство золотых швов.
Все трещинки наших биографий заслуживают золотых швов. Они подчеркивают извилистый путь наших судеб, наше счастье идти этим путем, а главное, именно такое вот золотое принятие превращает эту собранную из осколков чашу в произведение искусства. Которое, к тому же, можно смело наполнять водой, потому что жизнь этой чаши продолжается.
Через неделю после этого разговора Аня нашла на вечер среды няню для Сережи и мы девичьей компанией пошли в театр. Аня – впервые за четыре года. Перед этим к ним в гости приходил парикмахер: покрасил ей волосы и сделал красивую стрижку. Сережу тоже подровняли.
Потому что жизнь продолжается.
Реставрация самого себя – вещь сложная, пусть нам всем при этом хватит мудрости на кинцуги…
Куратор
Каждое лето я прилетаю в город, в котором выросла, еду во двор, где прошло мое детство, и делаю там селфи. Просто обычное, не совсем удачное, селфи. Вся его ценность – в фоне.
На заднем фоне – дом, в котором я выросла. С девяти месяцев до тринадцати лет я жила именно здесь.
Такие фото я делаю каждый год. Иногда несколько раз в год, если есть возможность прилетать чаще.
Фото на фоне детства.
Я отправляю его мужу, если он не рядом. Пишу: «Смотри, я дома». И еще одному человеку. Пишу хвастливо: «Смотри, где я».
А ОдинЧеловек отвечает: «Ну-ка глянь, там, на Литовском Валу, за фабрикой мороженого, в каштановой аллее, не завалялось мое детство?»
Я подхватываю:
– Нет, я проверила. Там только мальчик какой-то бродит с хромающей собакой…
Так удивительно: мы с этим ОднимЧеловеком выросли на соседних улицах Калининграда, но не знали о существовании друг друга. Ни разу не встретились. А может, и встречались, но не знали, что мы – это мы.
Потом оба переехали в Москву. По отдельности, конечно. Но и там ни разу не встретились. А может, и встречались, но не знали, что мы – это мы.
Познакомились мы случайно, совсем в другом городе N. Я там была в командировке с коллегами, мы организовывали одно большое мероприятие.
Та поездка была неспокойная, форс-мажор на форс-мажоре. Я сильно перенервничала, но в итоге все прошло отлично. Но в номере вечером я никак не могла заснуть: напряжение будто закупорило меня изнутри.
