Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
– Ну нет, конечно нет! – с ужасом ответил он.
Наверное, Моника почувствовала его смятение, потому что взяла его руки в свои, к счастью сняв перед тем нелепые, безобразные перчатки.
– Скажите, Джулиан, чем пахло в вашем доме, когда здесь была Мэри? – спросила она.
Закрыв глаза, Джулиан на несколько минут погрузился в размышления, в уме нанизывая один запах на другой.
– Я помню запах роз, домашнего земляничного джема и свежих лимонов. И того лака для волос, который продавался в больших золотистых флаконах. Ну и краски, конечно.
– Хорошо. Дайте мне полчаса. Скоро вернусь, – сказала Моника, исчезнув так же неожиданно, как и появилась.
Она вернулась через двадцать девять минут, нагруженная пакетами. Свалив пакеты в угол, она встала перед ними, чтобы Джулиан не мог увидеть, что там в них.
– Джулиан, мне кажется, лучше всего, если вы на время уйдете. Идите посидите в кафе. Я сказала Бенджи, чтобы он записал на счет заведения то, что вы закажете. Побудьте там подольше. Мне понадобится какое-то время.
Джулиан, до которого начало доходить, что спорить с его новым другом – это значит попусту тратить время и энергию, ушел и очень приятно провел время в разговорах с людьми, приходившими в кафе Моники.
Бенджи научил его готовить настоящий капучино в кофеварке размером с небольшой автомобиль и почти столь же сложной. Потом они с Бенджи, как озорные школьники, долго прикалывались над записками о клиентах Моники, добавив несколько собственных.
Джулиан старался не думать о разорении, которому подвергался его дом.
Впервые за много лет Джулиан постучал в дверь собственного дома. Входя, он немного нервничал, чувствуя себя скорее гостем, чем хозяином. Через минуту или две появилась Моника с повязанным на голову шарфом, из-под которого выбивалось несколько влажных прядей. Лицо ее пылало, а глаза сверкали, словно она почистила и их тоже. На ней был один из фартуков Мэри. Где она только его раскопала?
– К сожалению, я убрала только гостиную и кухню, – сказала она. – В следующий раз сделаю остальное. Входите!
– Моника, все так преобразилось!
Так оно и было. Сквозь чистые окна струился свет, отражаясь от вымытых и отполированных поверхностей. Коврики поменяли тусклые цвета на яркие, сочные расцветки, и нигде не осталось и следа от паутины. Все это стало вновь похожим на дом, словно Моника вместе со всей грязью отмыла пятнадцать лет.
– Какие запахи вы чувствуете? – спросила она.
Он закрыл глаза и вдохнул.
– Определенно, лимон, – ответил Джулиан.
– Ага. Я пользовалась чистящим средством с лимонной отдушкой. Что еще?
– Земляничный джем!
– Снова угадали. Потихоньку кипит на сверкающей варочной панели на кухне. Надо будет найти несколько стеклянных банок. Посидите, пока я не закончу.
Моника вышла за дверь и вскоре вернулась с тремя большими охапками роз, которые, вероятно, припрятала на заднем дворе. Потом засуетилась в поисках ваз и расставила цветы в разных местах.
– А теперь, – напыщенно произнесла она, – последний штрих! – Она достала флакон лака для волос «Элнет» – в точности такой, каким пользовалась Мэри, – и попшикала им в гостиной. – Закройте глаза, Джулиан. Теперь здесь пахнет, как при Мэри?
Он откинулся в своем любимом кресле, больше не казавшемся засаленным, и вдохнул. И действительно. Ему захотелось вовсе не открывать глаз и оставаться в 2003-м. Но нужна была еще одна вещь.
– Моника, – начал он, – нам надо заняться живописью. Я дам вам частный урок. Это самое меньшее, что я могу сделать.
Джулиан распахнул двустворчатые двери из гостиной в свою студию. Он достал рулон полотна, расстелил его на полу и принялся смешивать краски с льняным маслом.
– Сегодня вечером, Моника, мы будем писать как Джексон Поллок. Я наблюдал за тем, как вы рисуете. Вы делаете это очень аккуратно и точно. Вы пытаетесь скопировать то, что видите. Но Поллок говорил: «Живопись – это самопознание. Каждый хороший художник пишет то, чем он является». Он говорил это о выражении ваших чувств, а не только для иллюстрации. Вот, возьмите кисть. – Он вручил Монике кисть размером почти с ее ладонь. – Поллок пользовался самодельными красками, но у меня таких нет, так что я беру масляные краски в смеси с льняным маслом и скипидаром. Он расстилал полотно на земле и рисовал в пространстве над ним, пользуясь всем телом, как это делает балерина. Вы готовы?
Джулиан догадывался: Моника не готова и боится, что в доме опять воцарится беспорядок. Но так или иначе, она кивнула. Он вернулся в гостиную, выбрал виниловый альбом и поставил пластинку на проигрыватель. Только один человек мог помочь в столь театральном действе: Фредди Меркьюри.
Сняв туфли, Джулиан проскользнул в студию по отполированному, сверкающему деревянному полу, напевая «Богемскую рапсодию» со всем чувством, если не талантом, Фредди. Потом он взял кисть, обмакнул ее в баночку со жженой сиеной и резким движением прикоснулся к полотну, распределяя краску широкой дугой.
– Давайте, Моника! – воскликнул он. – Работайте всей рукой. Свободнее движения!
Поначалу она двигалась неуверенно, но потом засмеялась, расслабилась, начала разбрызгивать краску над головой, как теннисист, делающий подачу от задней линии. В ее волосах заблестели капли красного кадмия.
Джулиан в широком плие заскользил по всей длине полотна, разбрызгивая краску резкими взмахами кисти.
– Ну что, Моника? Покажите-ка мне фанданго! А что такое фанданго, интересно знать? И кто такой Скарамуш, черт побери?!
Громко хохоча, оба они в изнеможении рухнули на пол рядом с этим чудесным буйством красок. Над ними в воздухе витал запах свежей краски, смешиваясь с ароматом роз, лимонов, джема и «Элнет».
– Мэри умерла дома, Джулиан? – спросила Моника, когда они успокоились и дыхание у них выровнялось. – Знаете, мне знакомы эти переживания…
– Если не возражаете, я не стану об этом говорить, – резко оборвал ее Джулиан, но сразу пожалел об этом.
Похоже, она хотела что-то ему рассказать. К счастью, она переменила тему разговора.
– У вас с Мэри не было детей? – поинтересовалась Моника.
Господи, эта тема едва ли была лучше!
– Мы пытались, – ответил Джулиан. – Но после нескольких ужасных выкидышей решили, что, видимо, не судьба. Нелегкое это было время.
– А вы не хотели усыновить ребенка? – Моника упорно отказывалась выпустить косточку, совсем как его пес Кит.
– Нет, – сказал он, что на самом деле не соответствовало правде.
Мэри отчаянно хотела усыновления, но он наложил вето на эту идею. Он считал, что нет смысла иметь детей, если не можешь передать им свои гены. Представить только, что постоянно вглядываешься в лицо собственного ребенка, недоумевая, откуда он взялся. Джулиан догадывался, что такое объяснение выставит его с невыгодной стороны. Все-таки люди излишне сентиментальны в отношении детей.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
