Книга Ты станешь моей - Дана Стар

Волкан

О, да, Ники! Я обожаю смотреть на то, как ты морщишь носик, как сжимаешь кулачки, кривишься и просто рвёшься внутри на куски, когда не можешь контролировать ситуацию. Как тебе? Как сие забавное представление? Вот я и убедился, что ты, принцесса, оказывается, умеешь ревновать.

Это ТАК сладко, что сдуреть можно. Почему я это сделал? Почему пригласил шлюху в офис? Чтобы проверить, чтобы убедиться, что у моего характерного пупсика есть зубки, что моя малышка Ники меня ревнует, что у нее есть ко мне чувства. Ведь если злится, значит, неровно дышит. Если ей было бы действительно похрен, она бы просто ушла с каменным лицом или продолжила заниматься своими делами. Нет же, ее бомбило не по-детски. Горячая, дерзкая штучка! Моё топливо. Мой срыв башки. Моя искра, что довела меня до пожара.

План удался, радовался я, но в тот же день совершенно случайно заметил сообщение на телефоне Олега Петровича от Ники. Он оставил телефон на столе в комнате для совещаний, а сам отлучился в уборную. Это был знак судьбы.

«Папуль, у нас девичник в клубе «Антураж». Буду поздно или заночую у Натали. Не жди. Люблю тебя».

Зашибись! Хорошо, когда есть характер. Но когда его в избытке, это плохо. Дурочка. Упала в омут с головой, так ведь и глупостей сдуру наделать — раз плюнуть. Я обязан за ней следить. Я знаю, что она будет мне мстить. В этот момент я пожалел о своих выкрутасах. Она может пострадать из-за меня. Попасть в беду в этом клубе. Чувствует сердце. Так сильно стучит. Как стучало во время погони за такси. Иногда я ловлю себя на мысли, что, может, я экстрасенс? Или она — вторая половина моей души. Мы просто две части неделимого целого. Поэтому я так хорошо чувствую Нику.

Сорвался и поехал за ней в тот клуб. Только плохо, что поздно спохватился, ещё и в пробку вечером попал. Я гнал на всех парах, как проклятый, поймал два штрафа за превышение скорости, едва не врезался в столб, но, главное, успел.

* * *

Я сжимал пальцы на пульсе девчонки и считал удары сердца, пока она лежала в нирване на заднем сидении моего «Хаммера». Ночка выдалась адской. Как я ещё держался? Как не вспыхнул живым огнём, когда увидел, как тот дрыщавый ушлёпок тащит мою девочку к своей машине. Да я бы нахрен полклуба разнёс от бешенства. Много бы дури в тот вечер наделал, даже моих денег не хватило бы на то, чтобы замять последствия бойни.

— Домой. Хочу домой. Ненавижу больницы, — Ника отчаянно мычала и даже плакала во сне. — Мамочка… — звала маму.

Её крики рвут мне душу. По живому режут нервы. Малышка моя… И гнев весь исчез под ноль, когда я увидел её слёзы. Сбавив ход, я припарковался во дворе своего дома, повернулся к ней, а она вдруг вцепилась в ворот моего свитера, рванула меня на себя и впечаталась своими губами в мои. Зрачки расширились, как у кота, что увидел мышь. Я едва не задохнулся от удивления. Вот. Это. Да. Неожиданно. Что ты творишь, сумасшедшая девчонка?

Глаза Ники закрыты. Она в дрёме. Но держит меня крепко, аж ткань трещит по швам. И губам больно от её напора. Мне мгновенно стало жарко. Там, в паху. Очень больно. Вся кровь тела хлынула к детородным органам. Так, Волк! Притормози. Дыши, только дыши! Сейчас она такая горячая, сладкая, настырная хулиганка. Вот он, шанс. Бери, пользуйся, она сама ведь просит. Первая начала. Ты же так долго мучился, весь извелся, будто полжизни её добивался. Бесился, естественно, что в мире, оказывается, есть то, что тебе не под силу. Единственное исключение, твой первый в не абы каком опыте любовных дел дерзкий отказ. Как тут не потерять голову, как сдержаться?

Это был наш первый поцелуй. Я потянулся к пуговицам пальто. Ники что-то мычала, тёрлась губами о мои губы. Я бы спятил, я бы нажал на спуск, если бы не этот отвратительный запах спирта. Да от неё несет, как от пивной забегаловки!

Ну, погоди у меня! Паршивка! Выпорю. Так выпорю, что по стойке смирно у меня стоять будешь. Это ж надо такое! Напиться. До чертей в глазах. Глупое создание… Я отцепил от себя Нику, что сейчас напоминала варёную рыбу-прилипалу, прижал к груди, крепко обнял за талию, одновременно зарылся пальцами в её мягкие волосы и закрыл глаза. Выдохнул, прижимая девушку плотнее к себе, чувствуя её тело, её тепло, её прерывистое дыхание на своей груди.

Моя маленькая… Какая же ты хрупкая и беспомощная. Я спятил. Что? На мои глаза навернулись слёзы. Выдохни, Волк. Опасность миновала. Она со мной. Ничего не случилось. Она в безопасности. Всё остальное — ерунда. Конечно, засранка завтра получит у меня по полному сценарию, но не сейчас. Я до смерти испугался за Нику. А если бы опоздал? Если бы потерял из виду? У меня бы случился сердечный приступ. Твою ж мать!

Не хотелось отпускать Веронику ни на секунду. Я подхватил её на руки и понёс к себе домой. Как странно, но когда она находилась в моих руках, я чувствовал удивительное тепло в груди и непривычное спокойствие. Абсолютное умиротворение в душе, там сейчас будто цветут сады и тёплый бирюзовый океан ласкает мягкий берег из жёлтого песка. Никогда такого не испытывал. Тогда я и осознал, что не могу без Ники от слова «совсем». Она — моё спасение, моя личная таблетка успокоительного, мой тормоз и одновременно мой газ.

Эту ночь я провел, лёжа рядом с ней. Я держал руку на пульсе девушки, боялся, вдруг ей станет плохо? Мы не поехали в больницу лишь потому, что она умоляла не ехать. Видимо, была причина. Мне пришлось её раздеть. Я еле-еле себя сдерживал, кусал губы до крови, пока дрожащими руками стягивал с неё платье. Залюбил бы до изнеможения. Любил бы до самого утра, горячо, страстно дико. С таким напором, что от усталости потом продрых бы неделю, как сурок.

Это шикарное тело скоро станет моим! Она уже моя. С самой первой нашей встречи. Вопрос времени. Я могу взять ее прямо сейчас, но эта петарда нужна мне целиком и полностью лишь по взаимному желанию. Так вкуснее и острее. Не могу. Я охренительно сильно её хочу!

Когда я раздевал Нику, она ворочалась из стороны в сторону, забавно морщила носик, нечто невнятное бубнила себе под нос. Укусил бы! Проучил паршивку! Не сейчас. Кошмарная жалость дерёт изнутри мою душу. Места себе не нахожу. Я ведь практически насмерть забил того урода. И довел бы начатое до конца, если бы Ника не потеряла сознание. Пришлось отвлечься. Её обморок меня притормозил.

Я не выпускал её из объятий до самого утра. Прижимался к ней всем телом, гладил нежные, как атлас, щёки, зарывался носом в волосы. Ника спала в моей рубашке. Её голые ножки будили во мне зверя. Я два раза бегал под холодный душ, лишь так мог сдерживаться, чтобы не взять своё. Каким бы всемогущим я себя не считал, но я прекрасно понимал, что не имею право брать её без согласия. Не могу. Да и совесть что-то протестует. Очень странно. Старина Волкан, ты сломался? Завтра снег на улицах столицы превратится в песок. Грядет засуха, как в Эмиратах.

Она проснулась. И куда делся тот невинный котёночек? Тигрица. Вот сейчас Вероника превратилась в рычащую рысь, когда пришла в себя после пьянки и поняла, где находится. Главное, в чем. В моей рубашке, с голыми ножками. Я не могу думать ни о чём, голова раскалывается. Я вспоминаю её соблазнительный плоский животик, аппетитную грудь под тонким кружевом красного белья, эти манящие тугие соски, которые зазывно вырисовывались под нежной тканью достаточно откровенного комплекта, и сатанею, как чёрт в аду. А когда она начинает острить и возмущаться, я вообще взрываюсь, как снаряд.