Неделя сменялась неделей, месяц месяцем, но никто не пытался меня отравить, задушить или столкнуть с галереи. Кай методично каждый вечер заглядывал на сутки или двое вперед, чтобы убедиться: там я еще жива. Ведьминские способности никак не проявлялись, хотя ощущение силы, пришедшее в дневную явь из сна, так и не пропало. Даже к странным взглядам Маллена я почти привыкла и не обращала внимания.
Рутина затягивала, как болото. Сонно, размеренно, однообразно. Хотя нет, одну революцию я все-таки устроила, нашив себе из полотняных лент швом «назад иголку» вполне годных трусов. Целый десяток. Подрубила края, вместо резинки вдела тесьму-завязку. Тэлла и Дина смотрели круглыми глазами, а потом сшили такие же себе и долго удивлялись, почему никто не додумался до подобного раньше. Я скромно улыбалась.
Но помимо этого смелого шага все шло четко по расписанию. Занятия с учителями, прогулки по саду или по галерее, чтение, рукоделие. Письма Тэрвину и Медору. Болтовня с Каем. Когда я только узнала о существовании энергетического подъедалы, представить не могла, что привыкну к его незримому присутствию. Причем настолько, что оно станет само собой разумеющимся. Теперь я наоборот удивлялась, как жила раньше без мысленных разговоров с ним.
С Тэллой и Диной мы тоже постепенно сошлись ближе. Забавно, они словно приняли меня в свой маленький кружок, когда я стала девушкой. Конечно, разница в возрасте и положении все равно чувствовалась, но не слишком мешала. Как будто в пионерлагере в одном отряде оказались семиклассницы и пятиклассница. Такое со мной как раз было. Мы с девчонками вечерами после отбоя шептались про это, а малявки слушали, растопырив глаза и развесив уши.
У нас была договоренность: два раза в неделю Тэлла с Диной помогали мне мыться в лохани, которую наполняли ведрами, а в остальные дни по вечерам приносили в комнату какую-то кривую деревянную посудину. Я раздевалась, забиралась в нее и ополаскивалась из ковшика. Потом девушки в четыре руки меня вытирали, надевали ночную рубашку и расчесывали волосы. И попутно болтали о всяком-разном-девичьем.
Тэлла еще оставалась девственницей, а у Дины в столице уже был парень, за которого она рассчитывала выйти замуж, но тот предпочел ей другую. Оставив воспоминания о не слишком богатом интимном опыте, которым она — с придыханием и закатив глаза — делилась с нами. Вот тут моя многомудрая половина, чего только на своем женском веку не повидавшая, все же пыталась хихикать в кулачок, но я загнала ее обратно в темный угол.
Девчонкам положено слушать о таких вещах, разинув рот? Значит, буду слушать.
Письма Тэрвина и мои ответы ему все так же были главными моментами дня. Каждое следующее я ждала сильнее предыдущего. Мы оба мечтали о новой встрече и строили планы, как это произойдет. Я не знала, о чем думал он, но с моей стороны в этом ожидании не было ничего чувственного. Ну… явно чувственного, разве что подспудно. Хотелось видеть его, разговаривать, гулять по саду, держась за руки. Может, целоваться потихоньку в темном уголке, вдалеке от чьих-то глаз. В общем, как Скарлетт О’Хара, не убегавшая мечтами дальше признания в любви и поцелуя. Хотя нет, она еще и замуж хотела за этого своего пыльного красавчика. Меня замужество и так ждало впереди, оставалось только до него дожить. Признание было, поцелуй тоже, но я не отказалась бы все это повторить. И наконец сказать о своих чувствах, потому что не хотела делать этого в письме.
Как только начнется весна и сойдет снег… Я думала об этом, вычеркивая очередной день на самодельном календаре. Но все случилось иначе. Да-да, хочешь насмешить бога — расскажи ему о своих планах.
Начало новой недели выдалось хмурым и ветреным. С неба срывались редкие снежинки, обещая то ли метель, то ли холодный ливень. Забрав мои письма, капитан лайбы протянул взамен всего одно. Месяц и звезда — печать Медора.
— Только одно? — голос дрогнул.
— Да, нисса, сегодня только одно, — наклонил голову капитан.
Что же произошло? Почему Тэрвин не написал мне? Может, письмо Медора объяснит, в чем дело?
Внутри все превратилось в глыбу кислого зеленого льда, во рту пересохло. Прямо там, на пристани, отойдя в сторону, я сломала дрожащими руками печать и развернула лист.
«Дорогая Дженна! Очень сожалею, но у меня для тебя дурные вести. Тэрвин тяжело заболел, и врачи опасаются, что надежды на выздоровление нет. Конь оступился на мосту и сбросил его в воду. Конечно, ему быстро помогли выбраться, но погода стояла холодная, и Тэрвина продуло ветром. Вот уже четвертый день у него сильный жар, и он не приходит в сознание. Крепись, моя девочка, я понимаю, что ты чувствуешь, читая это письмо. Будь мужественной. Если что-то изменится, я дам тебе знать. Хотел бы приехать сам, но не могу сейчас оставить аарцоха, он нуждается в моей помощи. Обнимаю, твой отец».
Письмо выпало из рук, и порыв ветра тут же унес листок в воду.
Господи, нет!!! Только не Тэрвин! Я не могу его потерять!
Что-то происходило со мной. Как будто лед внутри мгновенно растаял и превратился в жидкий огонь. Показалось, что поднимаюсь над землей, еще немного — и полечу. Прямо в столицу. Хорошо бы, но… увы.
Я сделала шаг в сторону корабля, который продолжали разгружать.
«Джен, ты спятила? — забеспокоился Кай. — Ты реально собираешься попроситься на борт? А дальше? На метле полетишь, ведьма ты моя недоделанная? Ты головой-то подумай. У тебя ни денег, ничего, как ты до столицы доберешься? На палочке верхом? Одна?»
«Что, меня похитят и продадут в рабство? — жестко поинтересовалась я. — Или изнасилуют и убьют? А ты загляни вперед и узнай. Предлагаешь сидеть и ждать, когда придет письмо с соболезнованиями?»
«А что ты можешь сделать? Если только увидеть его… в последний раз?»
«Хотя бы это! Но… как знать, а вдруг что-то и смогу?»
«Дженна, не торопись! Обдумай все. Ведь ты можешь взять слуг, охрану и поехать верхом».
«Ты смеешься? Кто меня выпустит из замка без распоряжения Медора?»
Я решительно направилась к кораблю и вдруг увидела спешащего к пристани Маллена. А ему-то что здесь понадобилось? Он почти бежал и подошел ко мне, запыхавшись, с раскрасневшимся лицом. Глаза его были похожи на расплавленное серебро.
— Готов служить вам, — он коснулся моей руки, скрестив два пальца, и добавил вполголоса: — Эйя…
32
Я смотрела на него в замешательстве. Вспомнилось, как Тэрвин скрестил на берегу реки два пальца и сказал потом, что это благодарность высшим силам за благосклонность к молитвам. Хотя нет, у него скрещенными были указательный и средний пальцы. А у Маллена — указательный и безымянный поверх среднего. А эйя — что это? Или кто?
«Это старинное слово, его теперь почти не употребляют, — пояснил Кай. — Означает что-то вроде «госпожа». Не в социальном плане, а как обращение к имеющей власть. И, кстати, в эротическом смысле тоже. Но он-то явно о другом. Джен, кажется, ты какая-то очень крутая ведьма, а этот чувак — из твоего фанклуба».
