– Купальник взяла? – поинтересовался Дамир, смотря, как слетает лёгкое платье, падая комком к стройным ногам с тонкими лодыжками.
– Я так, – небрежно взмахнула рукой Эля, расстегнула лифчик и отбросила в сторону.
Дамир уставился на грудь второго размера, ближе к третьему. Не такая и большая, в сущности, если бы не худенькие плечи, торчащие ключицы и изящная, девичья шея. Груди призывно колыхнулись, светлые соски напряглись твёрдыми пиками и смотрели на Дамира. Следом в сторону отлетели белые трусы классического кроя с целомудренной кружевной вставкой спереди. Он проводил взглядом бельё, вернулся к соскам, опустил взор на подрагивающий плоский живот, мысленно огладил косточки и посмотрел ниже, туда, где Эля убирала волосы подчистую.
Она, зная наверняка, что Дамир не сводит глаз, видя его восхищение, сродни обожествлению, обернулась вокруг своей оси и, плавно качнув бёдрами, демонстрируя поистине шикарную задницу, двинулась к реке, чтобы заверещать от первого соприкосновения ступней с водой и совершенно по-девчачьи, неуклюже, плюхнуться в воду, поднимая сонмы брызг.
Дамир последовал за ней, также сбросив трусы на берегу, и с разгона упал в воду, хватая Элю. Руки скользнули по обнажённому телу. Вода в мгновение стала горячей, а тёплый воздух душным. Ароматы реки, травы, примятой осоки смешивались со ставшей родной горечью и лёгким запахом гари, доносившимся с полей. Где-то жгли сушняк.
Его рот мгновенно накрыл губы Эли, не давая и шанса на отступление, врезался языком, скользнув внутрь, раздвигая зубы, углубляя поцелуй настолько, насколько хватит у неё сил. Он бы целовал её дольше, жарче, глубже, жаднее.
Закончилось всё на берегу. Эля уткнулась грудью в траву, приподняв зад, выгибая поясницу, как похотливая кошка, уставившись остекленевшим слезящимся взглядом вбок, пока Дамир вбивался с остервенением, сильно, размашисто, хватая бёдра и талию, так, что наверняка останутся следы.
– Эля, что с тобой? – немного отдышавшись после бурного, продолжительного оргазма спросил Дамир. Девушка казалась бледной, почти зелёной. – Тебе больно? – нужно всё-таки сдерживать себя. Девчонка совсем молоденькая, узенькая, тесная, он терял голову каждый раз, когда оказывался в ней.
– Нет, не больно, – пробормотала Эля. – Ты не чувствуешь запах?
– Запах?
– Илом воняет, сладу нет, как противно.
– Рекой пахнет… обыкновенно, – с реки доносился обычный, еле заметный запах – дуновение свежести, рыбы, кувшинок. Ни с чем не спутаешь.
– Не могу! – Эля зажала нос, её передёрнуло. Девушка быстро вскочила на ноги, нацепила сарафан и пошла вверх по берегу, крикнув, чтобы Дамир прихватил её бельё. Сумасшедшая, абсурдная, порывистая, такой она была.
Дамир собрал вещи, засунул её трусы в карман и поднялся, крутя лифчик вокруг указательного пальца за бретельку. Белое кружево мелькало, как медлительные лопасти вертолёта. Эля сидела на траве, расставив ноги, обхватив руками голову. Ещё не подойдя, Дамир понял – ей плохо. Схватил в машине салфетки и воду и кинулся к своей поморочке.
– Я этот японский ресторан закрою! – ругался Дамир, пока Элю снова выворачивало, а он держал её покрытую липким потом голову. – Ноги нашей там не будет!
– Причём здесь ресторан? Меня ещё утром тошнило, и вчера тоже, к обеду прошло, а сегодня вот… – она снова схватилась за желудок.
Оставались сильные рвотные позывы, всё остальное давно покинуло желудок, от этого Эле становилось ещё хуже. Воду она пить отказывалась, отталкивая бутылку, со слезами на глазах уверяя, что и та воняет илом.
– Это не воняет? – осведомился Дамир, протягивая бутылку с пепси-колой. Они уже сидели в машине. Если до этого Эля была бледной, то теперь и вовсе зелёной, как примятая осока в набегающей речной волне.
– Нет, – Эля с видимым удовольствием выпила половину банки, даже порозовела немного. – Отвези меня домой, посплю, всё пройдёт.
– Хорошо, – он обеспокоенно покосился на Элю. – Когда у тебя были последние месячные?
– Не помню…
– Эля, такие вещи надо помнить! Ты два месяца живёшь половой жизнью, необходимо помнить, когда у тебя были месячные, – Дамир уже вспомнил, и результат ему не понравился. Первый раз критические дни у Эли появились примерно через неделю после их первого раза и на этом всё. Ничего. Зеро. Полтора месяца. Это может ни о чём не говорить, а может и…
Твою мать! Он покосился на Элю, кинул быстрый взгляд на впалый живот. Не может быть.
– А я не помню! Погоди, – Эля залезла в свой телефон, что-то шептала, загибала пальцы, ещё раз загибала, рисовала ногтём чёрточки у колена. – Ты же всегда пользовался презервативом! – с укором прокричала она.
– Не всегда, для тебя это не новость, – отрезал Дамир. Ей иногда «натирало», или она попросту капризничала, Дамир, как болван, шёл на поводу.
– А у тебя есть деньги на аборт? – снова зеленея, спросила Эля, уставившись щенячьим взглядом на Дамира.
– Есть, – он отвернулся к окну.
Аборт. Аборт. Аборт было бы правильно. Логично. Ей восемнадцать лет, восемнадцать! Какая из неё мать? У неё рефераты, доклады, колледж. У неё Эдвард, мать его, Каллен, вампир с мукой на лице. По той же причине аборт делать нельзя. Восемнадцать лет. Чем это аукнется? Какие последствия принесёт?
Дамир Файзулин никогда не был оголтелым пролайфером, борцом против абортов, его мало интересовало, считается ли эмбрион человеком с причитающимся священным правом на жизнь. О религиозном аспекте он тоже не думал. Харам или нет, он не хотел знать, но выросший в многодетной семье, с матерью, осуждающей аборты, Дамир не мог не впитать негативное отношение к прерыванию беременности. Его мало интересовало, делали ли взрослые любовницы от него аборты, ему не говорили, он был признателен.
Только Эле восемнадцать лет. Какой, в жопу, аборт? Какой, к шайтану, ребёнок?
– Куда ты едешь?
– В аптеку, за тестом.
– Зачем?! – в ужасе подпрыгнула Эля, смотря широко распахнутыми васильково-синими глазищами.
– Узнать, беременна ты или нет. Может, это нарушение какое-нибудь.
– Я боюсь!
– Эль! – он резко ударил по тормозам. Хорошо, что девушка была пристёгнута, иначе влетела бы в лобовое стекло. – Трахаться не боишься, значит, и пописать на полоску будет не страшно.
Она пописала - закрылась в туалете на автозаправке, прихватив тест и пластиковый стаканчик, а вышла с круглыми от ужаса глазами и двумя полосками, зажатыми в трясущейся ладошке.
Пока мотались в город, пока Дамир бегал в аптеку, ближайшую к въезду в город, пока парковался у заправки, ждал Элю, он всё для себя решил. Эля не станет делать аборт. Его жена не будет избавляться от ребёнка, восемнадцать лет ей или тридцать восемь, это его жена и его ребёнок. Ребёнок, который увидит свет. К тому же, беременность решает все проблемы разом.
