— Всё неплохо.
Отец улыбается и кивает, словно я дала правильный ответ. Затем мы отходим в сторону небольшой зоны с диванчиками и журнальным столиком.
— Ты не голодна? Пообедаешь со мной?
— Давай.
Честно говоря, даже предложение о еде вызвало во мне рвотный рефлекс, но отказываться я не собиралась. Мне хотелось как можно дольше оставаться здесь. Хотелось и дальше чувствовать себя защищенной. Хотелось, чтобы кто-то и дальше смотрел на меня в теплотой в глазах.
— Ты всё такая же красивая, — заметил отец, притаскивая к нам поднос с чайным набором.
— Я же говорила, что в любой ситуации красавица.
Я улыбнулась. Искренне, почти нежно. Кажется, я и вправду так говорила. С макияжем или без, с маской на лице или без неё. Я всегда была уверена в своей внешности. Даже странно, что я могла в этом усомниться, когда речь зашла о конкурсе.
— Я заказал твою любимую пасту, ты не против?
— Это то, что нужно.
Еду доставили на удивление быстро и всё это время мы с отцом почти не разговаривали. Он спрашивал, как мне университет, как учеба, общага и прочее. А я изо всех сил старалась делать вид, что всё правда неплохо. Но вот принесли еду, а меня откровенно замутило. Если я прямо сейчас кому-нибудь не выговорюсь — меня стошнит прямо на креветки.
— Пап, — позвала я его, всё-таки взяв в руки тарелку с лапшой, — Я…не знаю, что делать.
Так и есть. Даже больше — я не знала, почему вообще сюда пришла. И что хотела от отца прямо сейчас я тоже не знала. Чёрт.
— Ты о чём?
— Просто, это так сложно, — не в силах больше накручивать лапшу на вилку, я отложила её в сторону, — Люди такие…злые.
— Это вполне нормально, — ответил отец, тоже отказавшись от своей тарелки с пастой, — Люди не божьи одуванчики, даже самые безобидные на вид. Поэтому всегда надо доверять только себе и ни на кого не надеяться.
— А как же друзья?
Отец усмехнулся.
— Тебе должно несказанно повезти в этой жизни, чтобы встретить настоящих друзей.
— Я думала, что у меня такие были…
Я притупила взгляд и опустила голову, пытаясь сдержать слезы, которые рвались наружу при воспоминании о Кате. Да уж, я правда думала, что мы с ней подруги. Радовало лишь то, что отец не стал язвить и говорить что-то вроде «а я же говорил» или нечто подобное. Он благополучно промолчал.
— Поль, тебе не стоит расстраиваться из-за такого. В конце концов, твоя жизнь только началась. Найдёшь ещё друга, если это тебе будет нужно. Или парня, — но тут отец задумался, — Нет, давай лучше подругу, парней не надо.
Я хихикнула. А потом ещё раз и моя грусть начала отступать. Он прав, зачем грустить, если это мне ничем не поможет? Утонуть в жалости к себе я всегда успею.
— Меня записали на конкурс красоты, — даже не знаю, зачем я это сказала, поэтому добавила, — Но я думаю отказаться от него.
— Что за глупость? Не ты ли мне заявляла, что красавица при любом ракурсе?
— Пап, — я мигом нахмурилась и стала серьезнее, — Для конкурса нужно много чего, а не только внешность! Ум, успеваемость, общественная поддержка, в конце конов! Да и на внешность тоже нужно много денег, прическа там, макияж, маникюр, эпиляция, платье, туфли…
— Я понял-понял, — отец примирительно поднял руки, — Но ты правда решила сдаться так рано?
— Да зачем пытаться, если у меня даже шанса нет?
Отец тоже нахмурился и серьезно посмотрел на меня. Казалось, ему совсем не нравится то, что он услышал. Ну что сказать, папочка, это правда! Я не смогу победить за счёт моей внешности. И это приходится признавать.
— Не думал, что моя дочь так легко сдается.
Я бросила на него возмущенный взгляд. Неужели он не понимает? Правда не понимает? Да у меня даже шансов нет, при таком раскладе! Особенно мне не выстоять против Кати.
— Ты не понимаешь… — обреченно шепчу я, чувствуя, как моё настроение летит к черту.
— Да, не понимаю, — соглашается он, а затем встает, — Не понимаю, как можно сдаваться без боя в таких ситуациях и при этом заявлять мне, что ты взрослая и самостоятельная девушка. Пока что я вижу только девушку, что боится. Боится проиграть в глупом конкурсе, боится общественного мнения, а при всём этом даже не понимает, что это вовсе не главное.
— Да о чем ты говоришь? — я тоже встала, чтобы не смотреть на него снизу вверх, — Что значит — не главное?
Он несколько секунд внимательно всматривается в мои глаза, но затем отступает и качает головой.
— Ничего, — он берет в руки тарелку с лапшой, — Давай лучше закончим обед.
Да к черту обед! К черту всё это! Я со всей силы топаю ногой, пытаясь хоть как-то выплеснуть напряжение внутри меня. Кокон из защиты лопнул. От отца снова исходит тот холод, как в тот день, когда он перевозил меня в общагу. Нет, мне здесь не место.
Я схватила рюкзак и выбежала из кабинета. Нечего мне здесь больше делать, пусть ест один.
25
Даже тысяча чертей не сравнились бы с моим уровнем злости, когда я вернулась в общагу. Громко хлопнула дверью, от неё едва щепки не отвалились, потом пошла в комнату прямо в сапогах, но тут же замерла. Уткнувшись в моего кота, Дина сидела на кровати и заливисто рыдала.
Мэрс был в шоке. Пережить двух истеричных девушек его кошачья шкура готова не была, а потому из рук Дины он активно пытался выбраться, вот только девушка мало что замечала, уткнувшись в его шерсть. Интересно, она мой приход то заметила вообще? Не знаю, как Дина, а вот Мэрс точно заметил и противно замяукал, призывая на помощь.
— Так, Дин, давай прекращай душить моего кота, — я подошла к девушке и попыталась вырвать из её онемевших рук Мэрса, который начал царапать меня, поторапливая, — Маленький разбойник!
Кота я всё-таки вырвала и тот, разъяренный, с шерстью дыбом, тут же юркнул под мою кровать, чтобы больше не попадаться нам в руки. Из-под кровати можно было различить лишь два блестящих глаза, что внимательно за нами следили.
Дина головы так и не подняла, продолжая рыдать, едва ли не задыхаясь. Так…что-то мне не по себе. Может тоже уйти? А что? Она же ушла, когда я ревела на постели, почему я должна иначе поступить? Закатила глаза. Ну ладно, ладно!
— Дин, — позвала я её, но она не откликалась, — Ты чего?
Стоя в метре от неё я смотрела на всю эту картину и думала. Я также жалко выглядела, валяясь с котом и подушкой на кровати? Дела-а-а… Ладно, сделала ещё один шаг в сторону Дины, но дальше вообще без понятия. Что делать, когда человек пытается утонуть в собственных слезах?
— Дина, — позвала я её, но та лишь отмахнулась, забирая с кровати подушку, чтобы уткнуться в неё, — Ты же задохнешься там.
