Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Глава 6. На дне
Николай Горленко – то ли действующий, то ли уже бывший старший помощник уполномоченного Харьковского УГРО – тяжело опираясь о стену, стоял у заколоченного окна камеры спецкорпуса Холодногорской тюрьмы и сквозь небольшие щели между досками, щурясь, вглядывался вдаль. Обзор получался, в общем, даже ничего. Вон, слева, Основа. А к югу видна насыпь, по острию которой мчится поезд. Быть может, это дачный. И, может, именно в нем трясется сейчас встревоженная Света, решив, пока все не прояснится, забросить Вовку к деду, в поселок Высокий. Хотя зачем? Дома в Харькове есть бабушка, которая, пока Светик будет хлопотать о муже, присмотрит за мальком. Если, конечно, та сама не сляжет от нервного потрясения. Чай не каждый день у нее сына арестовывают…
Света, мама, малек-Вовка… Как они там? Что знают, что думают, как действуют? Смешно сказать, но все эти странные годы, когда у каждого мало-мальски грамотного человека был припасен «тревожный чемоданчик» на случай ареста, Света с Колей ни о чем таком даже и не думали и никакого плана на подобный случай не имели. Куда стучаться родственникам арестованного? Что нужно делать? Бедная Света, наверное, уже голову сломала. Но вдруг так повезло, что семейство знать ничего не знает? Думают, поди, что Коля в секретной командировке, ждут возвращения… Было бы здорово!
Коля представил, как все сложится, если обстоятельства дела прояснятся еще до того, как дома узнают, где он. Вот его отпустят (с извинениями или нет, не суть важно), вот он заявится домой (предварительно, конечно, нагрянет на работу, чтоб привести себя в порядок и не пугать домашних видом побитой собаки), вот обнимет всех сразу… А потом, уже ночью, после всех слез и объятий, тихонько и обстоятельно расскажет Свете обо всем случившемся. Хотя нет… Не обо всем… Есть вещи, которые и самым близким не расскажешь. Ради их, близких, собственного спокойствия.
Неподалеку за окном раздался звук граммофона. В стоящем прямо во дворе тюрьмы жилом доме сотрудников кто-то крутил «Синий платочек» в исполнении Юрьевой. Света тоже мечтала о такой пластинке! Кто б мог подумать, что модный лирический шлягер, который Коля и покупать-то не хотел, считая глупым собирать пластинки, покажется сейчас таким трогательным и милым. Очень хотелось домой.
«Вот выйду, не побрезгую, пойду в кассу взаимопомощи и куплю Светику граммофон!» – сказал себе Николай и даже солнце глазами поискал, чтобы понять, который нынче час и не закрылись ли еще все необходимые для осуществления этого безумного плана инстанции. Но тут же вспомнил вчерашний разговор с Игнат-Павловичем и осадил себя: заветное «когда выйду» могло затянуться очень надолго. Чуть больше, чем навсегда.
«Врешь, не возьмешь!» – сквозь зубы прошипел Коля знаменитую фразу из фильма про Чапаева и, проглотив скопившийся в горле комок кровавой слизи, превозмогая дикую головную боль, попытался сосредоточиться. Думать не выходило. Получалось только вспоминать. С диким упорством память, словно нарочно, чтобы Коле становилось еще хуже, прокручивала отвратительные подробности всего происшедшего с момента позавчерашнего визита троицы НКВДшников к адвокату Воскресенскому:
У Воскресенского был взрыв. Это точно. Его Коля помнил как в тумане, но все же достаточно хорошо. В отличие от всего, что происходило дальше. Кажется, Николай потерял сознание, накрыв собой находящегося в опасности старика. Пришел в себя, наверное, не скоро. Первым ощущением было облегчение – ребята стащили с Коли какую-то тяжеленную штуку (крыша, что ли, обвалилась в доме от взрыва?), и дышать сразу стало легче. Подняться сам Николай не смог. Парни (ага, значит, к тому времени кто-то уже сообщил в угрозыск о случившемся и выручать Колю прибыли именно знакомые ребята с Короленко!) буквально дотянули Николая до «воронка». На миг сознание прояснилось, и Коля буркнул что-то вроде снисходительного начальского замечания: «Как за стариком заехать, так машины нет, а как здорового мужика, меня то есть, – из-под обломков дома вызволять, так сразу и транспорт нашелся, и вон сколько сотрудников!» Волокущие Колю в «воронок» коллеги покосились, как на сумасшедшего. Усадили сзади, сами сели по бокам. Мотор завелся, и вокруг все снова расплылось – похоже, от тряски голове делалось хуже.
К зданию НКВД на Чернышевской – тому самому, откуда выходили несколько часов назад ведомые Николаем на задание два бравых служаки, – прибыли довольно быстро, но Коля был уже как будто в полусне. Опираясь на преданно подставившего плечо товарища, он, не вполне осознавая, что происходит, послушно шел, куда ведут. Вели в комендатуру. Когда дошло до процедуры обрезания пуговиц, вытягивания шнурков и снятия оттисков с пальцев, Коля понял, что совершается какая-то несправедливость. Хотел объясниться, но не смог вымолвить ни слова, лишился последних сил и снова повалился на товарища. На товарища ли? Глянув в лицо сопровождающего, Коля шарахнулся, осознав, что теперь его ведут вовсе не знакомые ребята из родного отдела, а посторонние опера.
«Когда одни успели смениться другими? Что происходит? Почему меня ведут в подвал? Я арестован? Я брежу?» – Раскалывающаяся от боли Колина голова переполнялась мыслями, которые никак не хотели складываться в хоть сколько-то ясную картину.
Та первая камера была темной, сырой и почему-то вытянутой вглубь. Вдоль стен сидели люди. Мрачные, отчаявшиеся, настороженные… В дореволюционные времена эта камера была рассчитана на трех арестантов, а сейчас здесь было пятнадцать. Считалась она одной из лучших, предназначалась для избранных: не тех, кто из текучки, а тех, с кем можно с толком провести работу и получить новый орден. Все это Коля узнал позже. Пока же, едва его втолкнули в камеру, Горленко вжался спиной в стену и постарался унять боль. Приступ тошноты заставил согнуться и одной рукой закрыть рот, второй Коля придерживал норовившие упасть из-за отсутствия ремня и пуговиц штаны. Через миг, кажется, стало легче. Отдышавшись, он опустился на пол.
– Это следователь тебя так? – участливо склонился какой-то старик с воспаленным костлявым лицом и безумными глазами. Коля понял, что дело плохо. Ощупал свои скулы. Ну да, гематома слева и рана с запекшейся кровью в районе виска. Видок, должно быть, ужасный, но в целом зря старик пугает, страшного нет. Еще бы голова так не трещала, и не было бы этой тошноты…
– Следователь, да? – не унимался сочувствующий.
– Нет, конечно! – нашел в себе силы на ответ Николай. – Это я сам. Упал. Вернее, на меня упало…
– Сам он, как же! – хмыкнул собеседник обиженно. – Мне лоб, вот, тоже, просто комары искусали, – он шмыгнул носом и отрешенно уставился в глубь камеры. Со лбом у старика и впрямь было что-то не так, словно стая злобных мелких птиц изодрала клювами кожу.
– Не обращай внимания, – хорошо поставленным басом хохотнул кто-то рядом. – Старик у нас ранимый. Никак не может привыкнуть, что следователь на допросах тычет его острым карандашом в лоб. Кого-то сапогами по печени обрабатывают, кому-то пальцы ломают, а тут – просто в лоб. Но нет, он считает это превышением полномочий.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
