Ознакомительная версия. Доступно 58 страниц из 286
жадно смотрит, она из тех женщин, которые обожают смотреть на драки. За спиной я слышу звяканье металла и дыхание Гвоздя. Не люблю гаечных ключей, они наносят телесные травмы.
– От тебя? – громовым голосом ору я третьему и крепко хватаю его за нос. Олег, который научил меня этому приему, уверяет, что схваченный за нос ошеломлен и беспомощен. – Сопляк! – Я с силой толкаю его на двух других и сажусь в кабину. – Катюша, дай ему носовой платок!
Мы едем дальше, меня трясет от злости, но Гвоздь взвизгивает, за ним Надя.
– Сопляк! – подражая моему голосу, ревет Гвоздь.
– Какое у него было глупое лицо! – стонет Надя.
– Морда, – поправляет Гвоздь. – А Катюша хороша-а! Никогда еще не видел такой красивой дуры.
Надя охотно поддерживает эту версию, а я думаю, что на сей раз Гвоздь сказал чистую правду. Природа редко дает женщине все, и это справедливо – другим легче выдерживать конкурентную борьбу. Кто-то сказал, что красивая внешность – это вечное рекомендательное письмо. Не могу согласиться – что это за письмо, из которого не узнаешь ни ума, ни характера? Так что «вечное» – это, пожалуй, слишком, правильнее было бы сказать: письмо на неделю, ну, на месяц. К сожалению, мужчина – существо крайне поверхностное, от красоты он на некоторое время дуреет – я имею в виду себя. «Бойся красавиц, – учит меня мама, – они умеют только гримасничать и кружить головы, а кто будет варить тебе гречневую кашу и стирать, когда меня не станет? У Мурата скоро будет гастрит, потому что его кукла не умеет даже поджарить яичницу!»
Вездеход, рыча, идет на подъем. Я останавливаюсь у открытой площадки, откуда лавинные очаги, с седьмого по пятнадцатый, видны как на ладони.
Мы смотрим на них в бинокли. Лавиносборы, мульды, лотки и кулуары заполнены чудовищными массами снега. Они недвижны и безобидны – как бывают безобидны в открытом море волны цунами, которые лишь у берега встают на дыбы. Особенно зловеще выглядят седьмая и одиннадцатая, каждая из них может швырнуть на долину полмиллиона тонн лавинного снега – вместе с непредсказуемой силы воздушной волной.
– Убедился? – говорю я. – Опоздали, стрелять нельзя.
Гвоздь уныло кивает. Артиллеристы почти на сутки застряли у лавины, сошедшей возле Каракола, и к нам прибыли слишком поздно. Сейчас склоны переполнены, от сотрясения, вызванного разрывом даже одного снаряда, на долину могут в едином порыве сойти штук десять лавин, если не больше. Утром я предупредил республиканский центр, чтобы не вздумали облетать склоны Актау на вертолете: лавины так напряжены, что звуковой волны они не выдержат.
Мы тщательно фотографируем склоны (важный научный материал, без фотографий никакого отчета не примут), садимся в вездеход и едем обратно. Взад-вперед по дороге шастают сбежавшие из заточения туристы, но воевать с ними у меня нет ни времени, ни охоты. Весь наличный состав Кушкольской милиции (три человека) дежурит у шлагбаума, а инструкторы и десятка два дружинников за тысячами организованных туристов и дикарей уследить не в состоянии. Все они многократно предупреждены, но не верят, что ходят по минному полю. Меня всегда поражает легкомыслие, с которым непуганый турист относится к собственной жизни. Монти Отуотер объясняет это непоколебимой уверенностью, что «со мной ничего не может случиться», а я бы еще добавил заложенную в туристе бездумную лихость и врожденное презрение ко всякого рода запретам.
– Братишки, сестренки, – высовываясь, сюсюкает Гвоздь, – вы не хотите стать Надиными пациентами? Брысь по домам!
Наш вездеход туристы уже знают и забрасывают снежками. Другой бы сказал: «Пусть резвятся на здоровье», – но перед моими глазами седьмая и одиннадцатая, которые в любую минуту могут накрыть шоссе, а в ушах, перекрывая гул вездехода, до сих пор звенит рев Мурата: «Я тебе дам – двадцать третий, я тебя самого из Кушкола выселю ко всем чертям! Я тебе такой начет на зарплату устрою, что до конца жизни платить будешь! Я тебе…» – и тому подобное.
Единственная улица Кушкола, полукилометровый отрезок шоссе, непривычно пустынна – обычно по ней каждую минуту снуют личные автомашины, туристские автобусы. Я веду вездеход к дому № 23, расположенному в двухстах метрах слева от канатки, и думаю о том, как уговорить жильцов добровольно переселиться. Большинство из них работают в гостиницах, они хоть во время работы в безопасности, а дети и старики? На месте Мурата я тоже, наверное, закрутился бы в спираль, переселять их некуда – разве что только уплотнять проживающих в других домах. Но это возможно, народ здесь дружный, главное – уговорить 23-й. Вся надежда на дедушку Хаджи, он должен меня понять.
За моей спиной неугомонный Гвоздь развлекает Надю:
– Наши лавины – что, вот на Памире лавины – это лавины! Там деться некуда – отвесные скалы и узкие ущелья, селения расположены прямо на конусах выноса лавин, оползней и обвалов. Как на пороховой бочке живут!
Сейчас Гвоздь наверняка расскажет свою любимую байку о местном жиголо, который ехал на ишаке в гости.
– Один местный житель ехал на ишаке вдоль реки в гости, – заливает Гвоздь, – и вдруг очутился на другой стороне. Его спрашивают: «Ты откуда?» – «Оттуда». – «А как ты здесь оказался?» – «Лавина». – «Какая лавина?» – «Во-от такая». – «Ну и что же с тобой произошло?» – «Лавина шел, лавина сошел, я пошел». Разобрались: лавина подхватила его вместе с ишаком, перенесла через реку и аккуратно поставила. Мюнхгаузен! Самое интересное, что это правда от первого до последнего слова!…Мак, подтверди, она не верит!
– Надя, – прошу я, – мобилизуй свое обаяние, дедушка Хаджи когда-то был очень неравнодушен к вашей сестре.
У дома № 23 мы выходим. Во дворе полно ребятни, для нее снегопад – большая радость, весь двор украшен снежными бабами. Нас окружает толпа мам, дедушек и бабушек. Не пойму, каким образом, но они уже дознались о моем намерении и до крайности возмущены. Гвоздь их успокаивает:
– Ну чего выступаете? У женщин черты лица искажаются, когда они нервничают. Вот ты, бабушка Аминат, молодая, красивая, а кричишь, будто у тебя барана украли. Бери пример с дедушки Хаджи, он хоть и не учился в институте, а наука для него святое дело.
– Наука, да, – подтверждает Хаджи, поглаживая седую бороду. – Только зачем дом бросать?
– А лавина? – Гвоздь тычет пальцем вверх. – Уж кто-кто, а ты, дедушка, повидал их на своем веку.
– Дэвяноста лет живу, а этот лавына не падал, – возражает Хаджи. – Максим, пачэму такой шум? Не опасный этот лавына.
Дедушка Хаджи, знаменитый в прошлом проводник, – влиятельная фигура. Его показывают по телевизору и снимают в кино, приглашают выступать в лекториях и почитают
Ознакомительная версия. Доступно 58 страниц из 286
