знаешь, этим ли занят мой дорогой Соправитель. Не этим. Теперь я уверена. Мы с тобой вместе — да, не удивляйся, именно вместе — отправимся его встречать. Вспомню юность, когда-то и я бродила по диким склонам… Я не покажусь ему, буду смотреть из укрытия. Он обязательно проедет через Арку Ветров, иного пути с той стороны нет. Мои посланцы встретят его…
— Ты что-то определенное подозреваешь?
— Если бы, — Лайа уронила хрустальный флакон и вздрогнула, глядя на россыпь осколков. — У меня лишь смутные догадки, знаешь, как бывает во сне, когда никак не ухватишь мысль. Но знаю одно — если хоть что-то или кто-то в свите Лачи покажется мне подозрительным, я велю не пускать его в Тейит любой ценой.
— Любой?
— Даже если его убьют.
— Однако, ты… — Элати не нашлась с ответом. — Это перебор, — наконец сказала она.
— Я знаю, — Лайа сжала виски. — Я не умею видеть будущее и ходить по тропам снов, это искусство мне так и не далось. Но я умею предчувствовать, и сейчас очень близко беда. И да, знаю, что смерть Лачи будет означать и мою гибель тоже. И твою, скорее всего.
— Но моя тебя не волнует, — обронила Элати. — Судьба Атали тоже?
— Ты меня возненавидишь навсегда, но сейчас — да, тоже. Хотя у нее-то больше шансов остаться в живых. Она всего лишь легкомысленная девочка и не успела нажить врагов. А ее происхождение… тоже можно использовать.
— И ты думаешь, я настолько тебе послушна, что смирюсь со всем, будучи с завязанными глазами?
— У меня и помимо тебя есть верные люди… тебе достаточно ничего не делать. Или иди предупреждать Лачи, тогда Тейит погибнет.
Лайа присела, собрала в горсть маленькие осколки и вновь пропустила их сквозь пальцы, подняла глаза на сестру:
— Уж в этом я точно уверена.
Плескалась по воздуху бахрома юбки; Саати почти бежала, не обращая внимания на встреченных по дороге: тем оставалось только уворачиваться или отшатываться, вжимаясь в каменные стены. Хоть высокая, но легкая, сейчас она могла снести с пути любого. Нянька примчалась, вопя, что Илику — а ведь не младенец давно! — проглотила голубой кварц, поверив какой-тодурной подружке, что это поможет взлететь!
— Вся в отца, мозгов как у головастика, — бормотала Саати, и чуть не упала — перед ней склонилась фигура, с дороги не ушедшая.
— Прочь! — велела Саати, но человек торопливо заговорил:
— Элья, Соправителю, вашему мужу, грозит опасность…
— О проклятье! — Саати отпихнула его с дороги, только в этот миг узнала лицо, и через плечо бросила: — Иди за мной…
Муж сам о себе позаботится, в ближайшие полчаса точно, а дочь — маленькая.
**
Лачи рассчитывал преодолеть путь как можно быстрей, за четыре дня — тайными тропами, вдали от поселений. Но пришлось еще пару дней накинуть, поскольку отдыхали подолгу: сам вымотался рядом с головоногом. Или это старость подкрадывается? Вроде рано еще… Спутники, они же охрана, ехали первыми и замыкающими. На всякий случай Лачи готовился к любой неожиданности, раз уж Кайе вздумалось противиться.
А тот — молчал, будто ему приказали собственного брата убить. Неплохая мысль, кстати, но всему свой черед.
Тропа, которую лишь условно можно было назвать дорогой, петляла, карабкалась вниз и вверх, и было уже не до бесед. Только, когда смерклось, Кайе сказал — жестко, на просьбу это не походило:
— Отпусти меня в лес.
— Нет, — покачал головой Лачи. — Потерпи еще немного.
— Я бы не смог сбежать, — обронил тот, отсел подальше от костра — едва различимым стал в темноте. Только глаза поблескивали порой, когда вскидывал голову — то алым, то синим.
— Сбежать нет, а нацарапать на всех стволах метки нашего пути? — сказал Лачи полусерьезно; скоро это все равно перестанет иметь значение.
Ответом можно было посчитать разве бойкий стук клюва дятла о сосну, а Кайе потерял интерес к разговору.
На другое утро видны стали плато, голубоватые в тумане, а за ними вздымались отроги гор Тейит. Дома, считай. Чуть больше суток езды, и встретят надежные помощники.
Грис, которые боялись собственной тени, взвизгнули и дернулись назад, когда из-за поворота выбежал человек. Гонец, сильный и быстроногий, один из людей Лачи. Углядев Соправителя, кинулся к нему, заговорил вполголоса, помогая себе жестами. На его запястье болтался кожаный мешочек, украшенный лазуритом, любимым камнем Саати. Спохватившись, гонец передал Лачи мешочек. В нем не было ничего стоящего, но на коже мешочка изнутри рука Саати начертала несколько строк знаков — их личный шифр. Прочитав их, Лачи знаком поблагодарил гонца, хотя обычно был щедрым на слова. Отъехал в сторону от небольшой кавалькады, задумался.
Он так хорошо подготовился, и вот удар прилетел, откуда не ожидали. Лайа успели доложить о случившемся с Иоки, и она сделала выводы. Эта медлительная, самовлюбленная, предсказуемая змеюка оказалась удивительно быстрой и проницательной.
Значит, Лайа готова устроить войну между Ветвями в Тейит, лишь бы не дать ему привезти кого-то, кого она считает опасным. К этому Лачи не был готов.
“Ты должен ехать один”, — писала Саати. “Тебя они знают и напасть не рискнут. Если это недоразумение, со временем оно сойдет на нет и всё успокоится”.
Лачи выругался, ударив себя по колену; грис дернулась, словно удар пришелся по ней. Оглянулся. Кайе смотрел куда-то поверх деревьев. Отросшие волосы падают беспорядочными крупными прядями. Чуть поджившая рана на плече — мешанина темно-багрового и золотого, выглядит на редкость неприятно. Из одежды только короткие южные штаны, ночная весенняя сырость ему не страшна.
Лачи всмотрелся в своего пленника особо внимательно, будто впервые. Теперь уже не мог себя обманывать — он умирает. Юная оболочка прочна, она еще не прогорела насквозь, но сейчас, даже при мягком утреннем свете он выглядит хуже, чем в полумраке и резких тенях пещеры. А ведь утренний свет и стариков делает с виду моложе.
Оставить Кайе на время в надежной тюрьме невозможно — Печать нерушима, но она убивает. Еще немного, и Лачи не сможет воспользоваться плодами своего головокружительного везения. И тогда он будет всю жизнь помнить об этом позоре, никогда не сможет посмотреть на Лешти, остальных приближенных и даже на Саати, которая не знает про Кайе. А уж если кто-то из причастных проговорится, насмешками его завалит с головой.
Пошла бы она, Лайа… Она почти догадалась, но
