Книга Жертвы - Джонатан Келлерман

Майло позвонил на следующее утро, спросил, не просмотрю ли я еще разок дело об убийстве Хеннепин. Я ответил, мол, да, конечно, – и уже через шесть минут у двери стоял Шон Бинчи с синей папкой.

Просьба – всего лишь формальность. Наверное, это и есть определение дружбы.

Робин ушла к себе в студию, и я отправился в свой кабинет, размышляя о том, что и как может связывать Кэтрин Хеннепин и Урсулу Кори. На первый взгляд общим было лишь то, что за смертью каждой из них последовала жутковатая кулинарная сценка. Я прошелся по файлам еще раз.

К четвертому кругу появилось ощущение, что передо мной текст на санскрите.

Когда наталкиваешься на стену, выбери другой маршрут. Я решил взглянуть на дело с другой точки, отступив от деталей.

Первая реакция Майло на демонстрацию в кухне Урсулы сводилась к тому, что дело это личное и целью является он сам. Вполне понятный отклик на удивление и разочарование. Но что, если он отчасти прав, и убийства – игра против власти? Выставить копов дураками, обставив место преступления так, чтобы увести следствие в сторону, потому что детективы всегда играют рискованно. Как и все мы.

Замечаешь ковыляющую по темной городской улице восьмидесятилетнюю старушку, и твои жизненные показатели – кровяное давление, пульс, частота дыхания – остаются на прежнем уровне. Но замени старушку на крепкого молодого мужчину, с небрежным видом направляющегося тебе навстречу, и симпатическая нервная система переключается на повышенную передачу.

Конечно, это психологическое профилирование, разумеется, несовершенное. Подойдя поближе к старушке, ты видишь парня, переодетого в женское платье и выхватывающего «ствол». Но по большей части вещи таковы, какими кажутся, и мы все полагаемся на это.

Попробуй жить кое-как, и увидишь, куда это тебя приведет.

Что касается полицейской работы, то профессиональное суждение в отношении убийства зачастую складывается на начальном этапе, порой даже в первые секунды осмотра места преступления. Это ведет к сужению поля зрения и поспешным выводам. Но в большинстве случаев мнение опытных детективов оказывается верным, потому что шаблоны действительно существуют, и игнорировать их значит поступать глупо и опрометчиво.

Хороший детектив всегда оставляет дверь приоткрытой. Майло – один из лучших, но его предположения только что выпали в осадок. Я знал, что скоро он себя не простит, но склонялся к мысли, что попытку все же следует зачесть. Потому что убийство Кэтрин Хеннепин действительно было образцовым примером убийства с чрезмерной жестокостью, совершенного человеком, хорошо знакомым жертве. И убийство Урсулы Кори несло все признаки заказного преступления, толчком к которому послужили деньги или страсть. Или оба фактора вместе.

Пара классических, годных для учебника случаев, соскользнувших, однако, со страницы. Пара очевидных примеров того, как основные подозреваемые соскакивают с крючка с помощью алиби. Не это ли доставляло наибольшее удовольствие чудовищу, не только спланировавшему и осуществившему акты насилия, но и сыгравшему в них звездную роль?

Неужели убийства значили для него почти то же, что и сценические постановки? Обед на двоих, бутафория…

Но тогда почему именно эти две женщины? Выбор жертвы важен. Жертвы всегда важны.

Круг замкнулся…

Я сварил кофе, выпил его – слишком много, – прогулялся по дому и вышел в сад. Голова раскалывалась, и это, как ни странно, придавало уверенности.

Обед на двоих. Остался довольным первой сценой и повторил? Почему? Потому что было в этой уютной кулинарной постановке нечто, вызывавшее эрекцию и заполнявшее мелкий мозг пульсирующими воспоминаниями?

Или все сводилось к саморекламе? К очередной тщеславной попытке привлечь к себе внимание?

Убийство как похвальба?

Если так, сколько еще женщин будут принесены в жертву пораженному метастазами эго?

Имеем ли мы дело с человеком, так и не достигшим зрелости вследствие жестокого обращения или недостатка внимания? Или он – один из тех мутантов, поведение которых не поддается объяснению?

Если верно предположение относительно его желания унизить защитников правопорядка, то не логично ли допустить, что он уже сталкивался с копами и потерпел в схватке с ними поражение?

Неудачник, переоценивший свой интеллект и убедивший себя в том, что в его бедах виновны другие.

При этом достаточно умный и ловкий, чтобы проникнуть в квартиру Кэтрин Хеннепин.

Сумевший подобраться к Урсуле Кори на подземной стоянке так, что она ничего не заподозрила, пока уже не стало слишком поздно.

Выстрел в лицо – показатель обезумевшего эго.

Посмотри на меня посмотри на меня посмотри на меня…

В Лос-Анджелесе продающие себя не испытывают недостатка во внимании. Без этого не смогли бы существовать ни шоу-бизнес, ни высокая мода, ни политика. Но президентам, кинозвездам и супермоделям приходится выставлять себя напоказ, а наш малыш оказался на это не способен.

Или пытался, да провалился.

А упав, уполз, как ядовитый моллюск, в раковину безымянности?

Парень, встреча с которым на улице не вызовет беспокойства.

Может быть, ты вообще его не заметишь.

Глубоко, Делавэр. Сим удостаиваетесь титула великого герцога Гадания-на-Гуще.

Я сделал увеличенные копии фотографии Кэтрин Хеннепин с водительских прав, принял душ, но бриться не стал. Надел футболку, джинсы, кеды и поехал в Сенчури-Сити.

* * *

Оставив «Севиль» на платной стоянке офисного центра через дорогу, я поднялся по широким ступенькам, ведущим к зданию, где погибла Урсула Кори. Но входить в вестибюль не стал, а остановился чуть левее центра – понаблюдать за двусторонним пешеходным потоком.

Никакого извержения человеческой массы не происходило, однако людской ручеек, не бурный и кипучий, но непрерывный и целеустремленный, бежал в обе стороны.

Я изо всех сил старался изобразить праздношатающегося, рассчитывая на помощь не вписывающейся в общий фон одежды. Но никто меня не замечал, никому не было до меня дела. Ручеек разделялся, обтекал препятствие и соединялся. С таким же успехом я мог быть дорожным сигнальным конусом.

Человек-невидимка. Не им ли он чувствовал себя все время?