Небесный свод, горящий славой звездной,Таинственно глядит из глубины —И мы плывем, пылающею безднойСо всех сторон окружены.
Поэзия моих товарищей оставила равнодушными. Жаль. Думаю, Аристид оценил бы…
Глава 14
Для сыновей солнечной Эллады климат Северного Причерноморья оказался слишком суровым, зимы холодными, потому они зарывались в землю. В этих краях камень был не везде, под ногами же была земля – твердая и надежная. Для бедняков земля – единственное богатство. Кирками долбили поселенцы твердую землю, рыли в свой рост четырехугольные ямы, на столбах ставили двускатные или односкатные крыши. Сверху клали тонкие палки, обмазывали их глиной с соломой – вот и вся крыша. Какая семья – такая и землянка: кто белил стены, кто обставлял их плетнем из лозы, а кто просто так жил, только пригладив глиняные стены водой. Пол тоже вымазывали глиной, застилали соломой и камкой. В землянках вдоль стен вырубали из материковой почвы лежанки, в одну из стен врезали сводчатую печь. В других и печей не было – просто ямка в полу для очага. Для отопления зимой и приготовления еды поселенцы использовали глиняные жаровни, в которых теплился древесный уголь. В стенах выдалбливали ниши, куда ставили светильники, килики для питья, чаши и другую посуду. В пол вкапывали амфоры для вина, воды или оливкового масла. За каждой землянкой – погреб, зерновые амбары, глиняные цистерны для воды, летние печи, все они тоже были землянками. Еще дальше – ямы для мусора и пепла. Весь город был земляным. Так жилы первые поселенцы, их дети и внуки. Гораздо позже, спустя сто или более лет, после первых поселенцев стали появляться наземные дома, храмы, хозяйственные здания, и тогда Ольвия понемногу приобретала вид современного города. Возводились городские здания на каменистом плато, а старые жилища ютились в балке у его подножия. Сегодня жители Ольвии называют старое поселение – Нижним городом. На рассвете черепица на крышах домов мне кажется красной, а белые стены вокруг города лишь усиливают такой эффект. В одной из бесед Аристид как-то обмолвился, что этим стенам лет пятьдесят, не больше. Сотни лет Ольвия обходилась без них.
Ольвийская хора – это не только плодородные земли и укрытые зеленым ковром луга, где горожане разбили сады и виноградники, обрабатывают поля и пасут скот. Караван идет по дороге, справа и слева от которой я вижу наделы обработанной горожанами земли – клеры[42] и жилища бедных – те же землянки, дома богатых землевладельцев – крепости. Здания стоят под прямым углом друг к другу, образовывая прямоугольник, наружные стены глухие, без окон и дверей. Войти во двор можно только через массивные ворота. Какое-то время от бандитов в таком поместье можно успешно обороняться.
Реки – Борисфен и Гипанис[43], лиман полны рыбой. Ее запах повсюду, надеюсь, скоро привыкну. В порту стоят корабли. Большие и маленькие. Они перевозят товары, рабов и воинов. Эллины оценивают их грузоподъемность путем определения способности взять в трюм груз в амфорах. Большие корабли могут перевозить до трех тысяч амфор, малые – всего триста. Это если судить о кораблях торгового флота. Есть еще и военные. Аристид верит, что военный флот – крейсерские суда типа триеры-катафракты и пентеконгеры добудут Ольвии славу и богатство. Он не стал посвящать меня в политические расклады полиса. И выглядел тогда так, будто проболтался о чем-то важном. Сразу же сменил тему, заговорив о моих соплеменниках, представляющих для Ольвии угрозу: уж слишком много, по его мнению, скифов поселилось в самом городе и кочует в его окрестностях. Далеко от полиса у острова стоит ольвийский флот, и для меня весь он – просто деревянные корабли.
Хора безлюдна, Ольвия еще спит. У ворот караван не задержался. Стражники узнали торговца и открыли ворота заблаговременно. За линией стены город оказался разделенным площадями на неравные участки. Мы ехали по одной из многих узких улочек мимо оград старых кварталов. Тут пахло нечистотами и почти не было цветов и деревьев.
По мере подъема на гору улица становилась шире, радовали взгляд цветы, высаженные вдоль дороги. Вокруг высились стены домов кубической формы. Они были выстроены из камня, досок, речных валунов, камыша и утоптанной земли. Появились и храмы, украшенные каменными колоннами, утопающие в зелени дубовых рощ и сосновых боров. Уже чувствовалось чередование веков, о котором рассказывал Аристид.
До рынка и храмов Акрополя, больших домов, окруженных садами, мы так и не добрались. Караван заехал на просторный двор, огороженный домом торговца и хозяйственными постройками. Усадьба Аристида была выстроена как поместья-крепости, которые я уже видел, проезжая ольвийские пригороды.
Сонные рабы из поместья, разбуженные приходом каравана, теперь суетятся вместе с погонщиками, разгружая подводы и быков. Мои ребята глазеют по сторонам, не скрывая удивленных взглядов, а я жду, когда торговец или его управляющий укажет, куда нам идти, где жить будем?
Взошло солнце, и черепица на крышах стала светлой, как выгоревший кирпич в зданиях постройки девятнадцатого века из моей прошлой жизни. Прозрачное небо без единого облачка обещает жаркий день, а с лимана утренний прохладный ветерок вдруг сменился теплой, с тухлым запахом сухих водорослей волной – снова запахло рыбой и чем-то еще, чему я пока не могу дать определение.
Обращаю внимание на важно вышагивающего по двору эллина. Он возвышается над всеми на голову, и пожалуй, только этот, знающий себе цену человек может соперничать со мной в росте.
Оказывается, этот грек искал нас. Поймав мой взгляд, он улыбнулся, но не нам – наемникам Аристида, скорее, от радости или удовлетворения, что нашел свою цель. Пригладил пятерней короткие курчавые черные волосы и, не говоря ни слова, поманил нас за собой, зашагал к арочному проходу, ведущему на скрытую за каменным забором другую половину усадьбы.
За аркой небольшой дворик оканчивался забором, увитым плющом, справа, с колоннами у входа, наверное – дом Аристида, а слева – конюшни, куда нас вместе с лошадьми и определил грек. Давно мою душу так не терзали классовые противоречия. Вдруг вспомнилось все, что знал из прошлой жизни об эксплуататорах трудового народа. Но если честно, то стоит признать, что конюшни торговца Фароатом воспринимались куда более комфортным жильем, чем отцовская полуземлянка в Ильмеке. Да и ребята, отдав лошадей на попечение конюхов, побросали на земляной пол поклажу, и довольные возможностью отдохнуть, развалились на тюках соломы.
