— А вы уверены, что граф действительно хотел… обеспечить вас?
— Абсолютно уверен, — ответил Андре, — если у меня и оставались какие-то сомнения, то вчера ночью, на церемонии воду, они полностью рассеялись.
Произнося эти слова, он подумал, что никогда не стал бы говорить о таких вещах с белой женщиной, но с этой монахиней, поскольку она оказалась цветной, можно говорить обо всем.
В ней текла точно такая же негритянская кровь, как и в тех чернокожих, которые поклонялись Дамбаллаху и чьи сердца при звуке барабанов начинали биться быстрее.
Казалось, слова его шокировали монахиню, были ей неприятны; она поднялась со своего места и отошла, остановившись перед алтарем:
— Воду противно христианству, — произнесла она, — и все же люди здесь почему-то не могут без нее жить.
— Эта религия запрещена вождями, — возразил Андре. Он подождал, думая, что девушка еще что-нибудь скажет, но так как она молчала, продолжал:
— Но вы, наверное, не хуже меня знаете, что никто не обращает на это внимания. Каждую ночь вы слышите дробь барабанов и можете себе представить, что, происходит там, в горах.
— Нам не следует здесь заниматься обсуждением воду, — твердо сказала монахиня. — Если вы не можете объяснить мне, в чем должна заключаться моя помощь, тогда… вы меня извините, но меня ждут другие дела.
В голосе ее прозвучали новые холодные нотки, которых не было раньше, и Андре почувствовал, что она сердится на него, хотя он и не мог понять почему.
— Хорошо, — ответил он, — попробую объяснить вам, что мне нужно. Скажите, вы слышали когда-нибудь о девушке по имени Сона? Вам знакомо это имя?
Монахиня стояла к нему спиной, так что Андре не мог видеть выражения ее лица, но ему показалось, что она как-то застыла хотя он и не был уверен, что ощущения не обманывают его.
— Сона? — повторила она вслед за ним, и в ее устах это слово прозвучало необыкновенно мягко и нежно.
— Да, Сона, — снова сказал Андре. — Это девочка, которую удочерил граф. Мне говорили, что она была убита вместе со всеми остальными членами семьи, но вчера ночью, на церемонии воду, ее имя звучало так, словно она жива.
— Как могут те, кто исповедует воду и поклоняется ее богам, знать что-нибудь… о Соне? — воскликнула монахиня.
— Этого я не знаю, — ответил Андре, — но мне говорили, что барабаны несут тайную весть, от них ничто не может укрыться, по крайней мере для тех, кто понимает язык их посланий.
— Они… ошибаются, — произнесла монахиня после минутного молчания. Андре тоже встал.
— Откуда вы знаете? — спросил он. Голос его прозвучал резко, он зазвенел в пустоте и полумраке храма, взлетая под самый его купол.
Монахиня обернулась:
— Она умерла! — сказала она таким тоном, что сомневаться было невозможно. — Сона умерла!
Вернувшись домой, Андре уселся на балконе поразмышлять обо всем случившемся, а Тома, не задавая лишних вопросов, тактично удалился на кухню, чтобы приготовить ему прохладительный напиток.
«Видимо, по выражению моего лица он догадался, — подумал Андре, — что поездка в церковь оказалась бесплодной и я ничего не нашел там».
Он отправлялся туда в таком радужном настроении, почти уверенный, что после того, что открылось ему прошлой ночью, он обязательно найдет Сону, узнает, где спрятано наследство, оставленное ему дядей, и что же?
Глупо было думать, что все может решиться так просто, упрекал себя Андре, злясь на самого себя.
Его загипнотизировали, поманили несбыточными надеждами и одурачили; Андре презирал себя за то, что позволил так себя провести, поверил, что воду — это нечто большее, чем сборище чернокожих дикарей, Он представил себе, как насмешит своих друзей, когда, вернувшись в Лондон, расскажет им, каким легковерным простачком он оказался и как ему почудилось на какой-то миг, что папалои, высунувшийся из-под одеяла, принял облик змеи — символа Дамбаллаха.
— Воду, змеи, туземцы со смешанной кровью, — воскликнул он, — белая магия или черная, — все это чушь от начала до конца! Надо же мне было оказаться таким дураком, чтобы поверить во все эти бредни!
Тома вернулся, неся напиток; приняв стакан из рук негра, Андре с жадностью осушил его.
Тома смешал сок, выжатый из разных фруктов, добавив к нему ледяной воды из колодца; напиток получился изумительным на вкус.
— Принеси еще, — попросил Андре, протягивая ему пустой стакан — Мосье разочарован? — осмелился наконец спросить негр.
— Ужасно разочарован! — хмуро ответил Андре. — Если хочешь знать правду, я верил в твоего Дамбаллаха, но он подвел меня, попросту обманул.
Тома покачал головой:
— Дамбаллах никогда не ошибается! Мосье не прав!
Тома отправился на кухню за второй порцией, а Андре мрачно смотрел ему вслед.
— Конечно же, мосье не прав в первую очередь! — пробормотал он себе под нос. — Кого же еще мне винить за то, что я оказался таким доверчивым идиотом!
Андре вздохнул.
«Пожалуй, — подумал он, — пора бы уже начинать копать, но одному Богу известно, как это сделать и где!»
Он стоял, глядя на ящериц, бегавших у его ног, пока не вернулся Тома со стаканом, наполненным соком.
Взяв стакан у него из рук, Андре сказал:
— Вчера ночью, Тома, твой папалои загипнотизировал меня. Он сказал мне, что я должен найти девушку или женщину по имени Сона. Но Сона, как я узнал сегодня, умерла. Может быть, ты посоветуешь мне, как при таких обстоятельствах я смог бы пообщаться с ней?
Он проговорил все это с сарказмом, но, отпив освежающего, божественного напитка и наслаждаясь его вкусом и ароматом, немного успокоился и подумал, что Тома здесь ни при чем, он не виноват в том, что его боги сыграли такую злую шутку.
— Дамбаллах сказал, вы найдете Сону? — спросил Тома.
Он говорил медленно, словно пытаясь распутать для себя какую-то головоломку.
— Вот именно, — ответил Андре, — и я скажу тебе сейчас кое-что, чего не говорил раньше. Вчера я увидел в лесу монахиню и подумал, что она белая. Мне показалось странным, как это белая женщина смогла выжить среди всех тех ужасов, которые здесь происходили, но тем не менее сомневаться было невозможно — кожа ее была совершенно белая, на мой взгляд, по крайней мере. — Андре посмотрел на Тома и увидев, что тот внимательно его слушает, продолжал:
— После того, что я услышал ночью, я был полностью уверен, что эта белая монахиня и есть Сона, приемная дочь моего дяди, но сегодня оказалось, что она цветная. У нее такие же темные ногти, как у меня. Кстати, я заодно вспомнил, что мне надо завтра заново подкрасить мои ногти, а то я могу попасть в очень неприятное положение.
Тома ничего не отвечал.
