В первое время жизни Гарриет на плантации Макдауэла любознательная Нэнси научилась от нее языку шаенов. Таким образом, ей были понятны различные наречия индейцев долин Фар-Вэста. Те, к которым она попала в плен, выражали свою радость странными гортанными звуками. Насколько она могла судить, это были индейцы племени пауни, которых Гарриет ненавидела и считала самыми жестокими из всех племен, обитавших в долине.
Пленники вскоре подошли к лагерю индейцев. Здесь была стоянка большей части племени. На территории в сто шагов стоял ряд копий, воткнутых в землю. На каждом из них висели шлем, колчан и стрелы воина, внизу лежала лошадиная упряжь, состоявшая из волосяной узды и чепрака из бизоньей кожи или шкуры серого медведя. Седел было мало: индейцы редко пользуются ими во время войны. Судя по всему, племя индейцев пауни находилось в состоянии войны. Рядом с каждой упряжью лежало или шерстяное одеяло, или шкура серого медведя, или, чаще всего, шкура бизона, служившая и постелью, и одеялом индейцу. Лошади, привязанные к столбам, стояли большим кругом.
Горели костры, вокруг которых сидели, готовя завтрак, индейцы. Те, кто не был занят приготовлением пищи, наносили татуировки на тела молодых воинов, лежавших на земле, — татуировки самые оригинальные и яркие: фиолетовая змея, зеленый лев, красный буйвол или голубой волк. У некоторых дикарей лица были покрыты краской, и создавалось ощущение, что они в маске, одна сторона которой была красная, другая — черная или белая. В рассветном солнце эти размалеванные, полунагие фигуры представляли собой фантастическую картину. На дальнем углу лагеря, прямо напротив того места, откуда ввели пленников, стоял вигвам, вернее палатка, единственная на всей долине, вероятно принадлежавшая главному вождю.
Едва заслышав торжествующие крики дикарей, которые привели пленников, индейцы сбежались поглядеть на добычу и без церемоний ощупывали и рассматривали пленников. Однако тронула ли эти грубые натуры очевидная слабость Нэнси или же из-за врожденной антипатии к неграм, только большую часть своих грубых выходок индейцы обратили к Замбо. Славный мальчик радовался этому и сказал Нэнси, в то время как его награждали пинками и кулаками:
— Я не бояться, индейцы не злы к госпоже. Я рад. Замбо даже смеяться.
И действительно, негр расхохотался в лицо своим мучителям. Этот смех еще больше распалил их. Молодые воины образовали вокруг пленников кольцо, стали петь и танцевать. Нэнси между тем оглядывала долину. Она искала своего верного Снэпа. Его нигде не было видно. Девушка решила, что пес защищал ее от индейцев и они его убили. От жалости к несчастному верному псу у нее защемило сердце.
В самый разгар веселья в нескольких шагах от пленников вдруг раздался свист. Шум и пляски сразу прекратились, круг разомкнулся, и к пленникам подошел старик. Судя по всему, он пользовался большим уважением своих диких собратьев, потому что при его появлении наступила глубокая тишина.
Старик спросил что-то у дикарей, стоявших к нему ближе остальных. Нэнси не расслышала вопроса, но поняла, что он относился к пленникам, потому что старик повернулся к ним и сделал знак подойти. Нэнси и Замбо подошли. Старый вождь несколько минут испытующе глядел на них и нахмурился, заметив длинные пряди белокурых волос, рассыпавшихся по плечам Нэнси. Потом, ни слова не сказав пленникам, спросил у окружающих индейцев, как они их захватили, и молча выслушал рассказ.
— Хорошо, — изрек он свой вердикт, — привяжите негра и бледнолицее дитя к столбу у моей палатки. Чтобы никто не подходил к ним! Сегодня вечером мы решим их участь.
Его приказание было выполнено. Палатка, или вигвам, предводителя состояла из кольев, образовавших круг и соединенных верхними концами вместе; бизоньи шкуры прикрывали ее со всех сторон, кроме верхней части. С одной стороны находилось отверстие для входа, пробраться через который можно было только ползком. Пленников привязали к двум столбам с левой стороны палатки и забыли об их существовании. Замбо и Нэнси были этому очень рады — они могли хотя бы пообщаться без посторонних глаз.
Прошло около часа. Индейцы позавтракали, напоили лошадей из соседнего ручья и стали седлать их, видимо, собираясь в поход. Недалеко от Нэнси беспрестанно взад-вперед сновал молодой воин. В нем сразу можно было узнать вождя: и по тому, как он отдавал приказы, и по богатству надетых украшений, и даже по осанке. Ему явно доставляло удовольствие гарцевать перед палаткой, возле которой стояла Нэнси. Девушка машинально следила за ним глазами. Молодой человек был, несомненно, красив, а на лошади казался еще красивее. Голову его покрывал изящный убор из перьев, на обнаженной до пояса груди висела золотая цепь, на голых руках были браслеты. Пурпурная, богато вышитая туника покрывала его от бедер до колен, рельефные ноги, обнаженные по щиколотку, тоже были унизаны браслетами и обуты в мокасины из кожи молодого оленя.
Молодой воин явно гордился красотой своей фигуры. Он один, может быть, из всего племени не был татуирован, тело его блестело, как самая лучшая бронза. Лицо было мужественно красиво, но в гордом взгляде проглядывала нежность, когда он встречался взглядом с Нэнси. Медвежья шкура заменяла ему седло. Он придерживал правой рукой копье, упиравшееся в стремя из конского волоса, а левой — щит. На плече индейца висел большой белый лук, в расписном колчане звенели стрелы.
Индеец так часто проезжал мимо Нэнси, что она поневоле заметила все эти подробности. Он, видимо, хотел, но не смел с ней заговорить. Наконец он сделал ей какой-то знак, которого девушка не смогла понять. Чего мог хотеть от нее этот человек? Почти сразу после этого большая часть индейцев вскочила на лошадей и умчалась в прерию.
— Как думаешь, они отправились в поход? — спросила Нэнси, обернувшись к Замбо.
— Нет, госпожа.
— А куда же?
— Наверно, на охоту, — ответил Замбо. — Они запасутся провизией, прежде чем решат пойти дальше.
В самом деле, в долине вскоре показались индейцы, преследовавшие бизонов, которых они осыпали стрелами и ранили своими длинными копьями. Между тем остававшиеся в лагере пауни втыкали в землю крепкие колья и натягивали между ними веревки.
— Что это они делают? — спросила Нэнси.
— Наверно, будут стоять лагерем один, два, три, а может, четыре дня в долине, госпожа.
— Как так?
— Племя на охоте. Много, много бизон убить! Веревки, чтобы сушить мясо. Индейцы уехать отсюда, только когда куски бизон хорошо высохнуть на солнце.
— Ты думаешь?
— О да, госпожа! Я верно знать.
И действительно, не прошло и трех часов, как индейцы стали возвращаться пешими по несколько человек, везя на своих лошадях огромные куски мяса бизонов. Оставшиеся в лагере индейцы стали точить ножи для скальпирования и резать мясо, откладывая лучшие куски в сторону, потом нарезали его пластинками и развесили сушить. Замбо объяснил Нэнси, что, когда мясо высохнет на солнце, его упакуют и возьмут с собой в военный поход, где нет времени думать о еде.
Охота длилась целый день. Поздним вечером все вернулись в лагерь, повсюду зажгли костры, и начался дикий пир, который невозможно описать. Одни пели, плясали и скакали, другие жарили на горячих угольях большие куски бизоньего мяса и съедали его почти сырым. Некоторые дробили бизоньи кости томагавками и с очевидным удовольствием поедали костный мозг.
