Сердце забарабанило. Что происходит с Ташей и остальными Барби? Почему она захотела встретиться с Беккой, а не с Хейли и Дженни? Или они тоже будут там? Почему Таша опять стала дружелюбной? Она набрала ответ:
Конечно приду. До встречи.
– Эйден? – спросила Ханна. – Он тебя люююбит? Он хочет тебя поцеловать?
Бекка улыбнулась.
– Типа того, дурында.
Это даже не было откровенной ложью. Она не врала. Она же не сказала, был это Эйден или кто-то другой. Это не имело значения. Им обеим позволялось дружить и с другими людьми. Пусть Ханна тоже с кем-то подружится, если когда-нибудь появятся желающие.
Она съела только половину мороженого, а когда они вышли на холод и Ханна взяла ее за руку, Бекку не покидало чувство, что она в какой-то степени ее предает. Может, не идти к Таше? Может, написать ей, что она будет занята?
* * *
Было странно снова находиться в Ташином доме. Элисон достала остатки огромного шоколадного торта и отметила, что Бекка выглядит по-современному, отрезая им по большому куску, несмотря на уверения Бекки, что в нее уже ничего не влезет, но это, похоже, только вызвало еще большее одобрение Элисон Хоуленд. Они сидели за кухонным столом, вежливо беседуя, пока Бекка, ставшая из-за своей застенчивости неуклюжей, не разлила колу на стопку журналов, аккуратно лежащих на тонком «AirBook».
– Не волнуйся, все в порядке, – сказала Элисон, когда Бекка схватила салфетку, чтобы вытереть газировку. – Они мне не нужны. Намокло всего лишь лицо какой-нибудь знаменитости. – Она подняла мокрый журнал. – Видишь?
– Ну, мы уже пойдем наверх, – сказала Наташа. – Идем, Бекс. – На ее тарелке остался почти нетронутый торт, как и у Бекки, которая с облегчением встала из-за стола.
– Рада была снова увидеться с вами, миссис Хоуленд.
– И я, Ребекка. – Женщина сжала ее руку. – И спасибо за то, что была там. Это правда помогло.
– Не стоит благодарности. – Бекка сильно покраснела.
Благодарность взрослого подростку – это нечто странное. И немного пугающее. Будто теперь они были на равных, а значит, подросток уже не мог чувствовать себя в безопасности. Ее детство кончилось. Она находится в комнате ожидания на пороге взрослой жизни. На ничейной земле. Временами это было чудесно. А иногда совсем хреново.
* * *
Наташина комната изменилась. Розовые стены и постеры мальчиковых групп заменили бледно-желтые обои, стильные зеркала и туалетный столик. На одной из стен висел фотоколлаж, и Бекка стала его разглядывать. На нем в основном были селфи Барби, причем сделанные год или два назад, еще до появления «Instagram». Теперь их жизни были полностью онлайн. На виду у восхищенных зрителей, а Барби, безусловно, в них нуждались.
– Если хочешь, можешь курить. – Наташа заперла дверь на замок, а потом открыла окно.
– Твои родители позволили тебе врезать замок? Они так отличаются от остальных!
– Девушке нужна личная жизнь. Я уже в том возрасте, когда не хочу, чтобы неожиданно сюда зашел папа и увидел мою грудь. Или и того хуже.
– Как грубо, Таша. Большинство отцов обычно стучат.
– Ты же знаешь моих родителей, им нравится спокойная жизнь. Я хотела замок – я его получила.
Они обе свесили по одной ноге через старый подоконник и сидели наполовину внутри, наполовину снаружи Наташиной комнаты. С одной стороны – холодный воздух, а с другой – тепло центрального отопления. Они много раз так делали в далеком прошлом, но сейчас Бекка почувствовала себя Алисой в Стране чудес, когда та пила или ела что-то, от чего росла. Подоконник казался значительно меньшим, чем раньше. Когда Бекка в последний раз так сидела, ей не нужно было пригибать голову, а ее свисающая нога не ощущала силы тяжести. Она приподняла ее и поставила на ветку старого дерева, по которому Наташа спустилась в ту ночь, а потом оказалась у реки. До него было легко дотянуться.
Она не настолько комфортно чувствовала себя на высоте, как Таша или Хейли, но и она без проблем добралась бы до веревочной лестницы и спустилась в сад. Ветви были толстыми и надежными, и Бекка сразу определила, какие Таша использовала в качестве опоры, – некоторые ветки потоньше были сломаны, чтобы не мешали спускаться. Снег на улице наконец начал таять, и на дереве его уже не было, как, скорее всего, и в ту ночь.
