Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
– И вы, значит, были из тех, которые любили читать.
Инара смотрит на Эддисона сначала с досадой, но потом что-то вспоминает.
– Ах, да, вы же это прослушали.
– Что прослушал?
– Прослушали, когда я объясняла, почему в Саду было чертовски скучно.
– Если это по-вашему скучно, то с вами явно что-то не так, – ворчит Эддисон и этим вызывает у нее улыбку.
– Мне бы не было скучно, будь это мой выбор, – соглашается Инара. – Но это было до Сада.
Виктор понимает, что необходимо вернуть разговор в прежнее русло. Но очень уж интересно наблюдать, как эти двое хоть в чем-то находят общий язык. Поэтому он молчит, хоть и видит, что Инара не совсем откровенна.
– И, полагаю, вашим любимым автором был По?
– Нет, По служил одной цели – отвлечь меня. Я любила сказки. Только не эту выхолощенную дрянь от Диснея и не подчищенные версии Шарля Перро. Мне нравились такие, где несчастье может обрушиться на кого угодно. Когда понимаешь, что детям такого давать нельзя.
– Чтобы без обмана? – спрашивает Виктор, и она кивает.
– Точно.
* * *
Новенькая довольно долго не приходила в себя. Лионетта хотела уже позвать Лоррейн, но я ее отговорила: если снотворное убьет девушку, вряд ли медсестра сможет это предотвратить. И лично я была бы не в восторге, будь эта поганка первой, кого мне пришлось бы увидеть, открыв глаза. Лионетта воспользовалась этим и настояла, чтобы я была первой, кого увидит новенькая.
Учитывая, что выглядела она, мягко говоря, не очень, я не спорила… почти.
Лишь ближе к вечеру девушка наконец шевельнулась. Я закрыла «Оливера Твиста», заложив пальцем, и взглянула на нее. Прошло еще два часа, прежде чем девушка начала реагировать на происходящее. Под руководством Лионетты я налила стакан воды, чтобы стоял наготове, и намочила несколько полотенец. Когда я подложила одно из них под шею девушки, она ударила меня по руке и обругала по-испански.
Хорошее начало.
В конце концов она пришла в себя настолько, что смогла сорвать с лица полотенце и попыталась сесть. Но ее все еще качало из стороны в сторону.
– Аккуратнее, – сказала я тихо. – Вот, выпей немного, станет лучше.
– Убери руки, сучка драная!
– Я не из тех, кто похитил тебя, так что попридержи язык. Или выпьешь воды и примешь таблетку, или иди к черту.
– Майя, – простонала Лионетта.
Девушка взглянула на меня, потом послушно взяла таблетку и стакан.
– Так-то лучше. Ты теперь во власти человека, известного как Садовник. Он дает нам новые имена, так что не представляйся. Помни, как тебя зовут, но не произноси вслух. Я – Майя, а эта гриппозная красотка – Лионетта.
– Я…
– Никто, – напомнила я строго. – Пока он не даст тебе имени. Не усложняй.
– Майя!
Я взглянула на Лионетту. Та смотрела на меня измученно и сердито, словно спрашивала: «Какого черта ты вытворяешь?» Обычно она смотрела так на Эвиту.
– Тогда давай сама. Ты не стала первой, кого она увидела, ура! Теперь можешь взять дело в свои руки, если не нравится, как я делаю.
В обращении с детьми я брала пример с Софии. Только вот новенькая была не ребенком, и я не была Софией.
Лионетта закрыла глаза и шепотом попросила Господа, чтобы тот наделил ее терпением. Но так и не закончила, вновь склонившись над унитазом.
У новой девушки задрожали руки, и я взяла их в свои. В Саду всегда было тепло, разве что в пещере за водопадом бывало прохладно. Но я знала, что она дрожит не от холода.
– Такие дела. Да, это ужасно, это немыслимо и чертовски несправедливо, но так уж сложилось. Мы здесь гости не по собственной воле, и человек, который держит нас, будет навещать тебя, когда захочет твоего общества, а чаще – секса. Иногда к тебе будет приходить его сын. Теперь ты принадлежишь им, и они могут делать с тобой все, что захотят, в том числе пометить тебя своим клеймом. Нас тут довольно много, и мы стараемся поддержать друг друга как можем. Но единственный способ выбраться отсюда – смерть. Поэтому тебе придется решить, что лучше: жить вместе с нами или умереть.
– Самоубийство – смертный грех, – прошептала она.
– Чу́дно. Значит, вряд ли тебе захочется свести счеты с жизнью.
– Господи, Майя, почему бы сразу не дать ей веревку?
Девушка громко сглотнула, но, к счастью, сжала мои руки.
– А вы здесь долго?
– Я – четыре месяца.
Девушка взглянула на Лионетту.
– Почти пять лет, – пробормотала она.
Если б я знала тогда… хотя это не имело значения. И если б я знала, это ничего бы не изменило.
– И ты до сих пор жива. Мама говорит, пока жив, можно надеяться. Я буду надеяться.
– Только не переусердствуй, – предупредила я. – Понадеешься сверх меры – тебе же хуже.
– Майя…
– Ну что, хочешь оглядеться?
– Я без одежды.
– Здесь это не столь существенно. Привыкнешь.
– Майя!
– Ты захватила платье? – спросила я с некоторой язвительностью. У Лионетты на бледных щеках проступил румянец. – Твое я не позволю ей надеть. Ты, наверное, весь подол заблевала.
Не то чтобы она действительно запачкалась, но ее платье доходило до пола. Новая девушка в нем просто запуталась бы. Я бы одолжила ей свое, но оно было не намного короче.
– Подожди, – вздохнула я. – Возьму что-нибудь у Блисс.
Я не застала Блисс в комнате, поэтому просто взяла с вешалки платье и вернулась к новенькой. Остальные Бабочки, как всегда, старательно избегали ее. Она скривилась при виде черного шелка – следовало признать, черное было ей совершенно не к лицу. Но одежда другого цвета всегда внушала страх. Если Бабочке давали платье какого-то другого цвета, это означало, что Садовник хотел, чтобы она умерла в нем.
Я попросила ее не смотреть в коридор – даже у меня не хватило духу показать ей это в первый же день. Ее комната находилась далеко от моей, в другой части Сада – рядом с комнатой Лионетты. Одной стеной она примыкала к помещениям, куда нам запрещено было входить, и рядом с выходом, которого для нас не существовало. Отсюда можно было увидеть Сад во всем его великолепии: эти буйные заросли, яркие цветы и песчаные тропы, ручей и водопад с прудом, скалу и группы деревьев, и обыкновенных бабочек, порхающих над цветами, и стеклянную крышу, такую недосягаемую.
Она заплакала.
Лионетта подалась было к ней, но тут же остановилась, сотрясаемая ознобом. Не хватало еще заразить ее, хороший вышел бы прием. А я… мне просто не свойственна такая сентиментальность. И я уже не раз успела это доказать. Я смотрела, как она опустилась на землю и свернулась в клубок, обхватив руками живот, словно могла таким образом уберечься от этого удара.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
