Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Очнулся он от того, что кто-то довольно ощутимо хлопал его по щеке, перемежая свои действия всхлипываниями и причитаниями. Иван открыл глаза и увидел совсем близко жесткую пожухшую траву с рассыпанными в ней мелкими камешками и бурыми проплешинами земли. А затем – обтянутые джинсами коленки и женские ботинки. «Я же просила тебя! Просила не…» – различил он в бормотании присевшей над ним девушки, лица которой так и не разглядел, потому что следом на него обрушилась боль. Она шурупом ввертелась в затылок, разнесла сознание на тысячу мелких осколков, погасила свет и, кажется, опять на какое-то мгновение окунула в беспамятство. Когда Иван вновь открыл глаза, рядом с ним уже был Вовка. Друг испуганно смотрел на него и что-то спрашивал: губы у него быстро шевелились, но Иван не мог различить ни слова. Возвращение в реальность давалось непросто, словно он барахтался в рассердившемся море среди накрывающих его с головой волн боли, едва успевая в коротких перерывах делать поверхностные вдохи-выдохи. Потом Иван, наконец, смог разобрать, что ему говорил друг. Володя испуганно вопрошал, цел ли он и сможет ли встать. Кое-как друг помог Ивану вначале сесть, а затем подняться на ноги. То, что он смог встать, обрадовало. Боль усилилась, но уже не расплывалась болотной жижей по всему телу, затягивая в гибельную трясину, а сконцентрировалась в левой руке.
Дорога домой утонула в густом тумане без возможности восстановить в памяти подробности. Но с помощью Вовки он как-то добрался. Следующие воспоминания Ивана начинались с того момента, как он копался в домашней аптечке в поисках анальгина или какого-нибудь обезболивающего, потому что предплечье простреливало так, что меркло в глазах, а голова, наоборот, ныла тупой болью. Но вот выпил ли он анальгетик или так ничего и не нашел – вспомнить уже не смог. Родители в тот день куда-то уехали и еще не успели вернуться. Иван лег в свою кровать одетым, потому что раздеться не смог: рука мало того, что адски болела, так еще совершенно его не слушалась, а помочь ему было некому. А потом он то ли уснул, то ли провалился в забытье.
Очнулся Иван поздним, судя по чернильной темноте за окном, вечером. Привели его в чувство сухость во рту и сильная жажда. Но когда он, нащупав выключатель настольной лампы, зажег свет, потолок вдруг качнулся, а кровать завертелась под ним, словно поставленная на карусель. Иван непроизвольно вжался в матрас. Такое противное ощущение, подкрепленное жаждой и тошнотой, он испытал лишь однажды, когда, напившись в первый и единственный раз, проснулся следующим утром в дичайшем похмелье. Парень с большим трудом сумел подняться, но когда оказался на ногах, пол вдруг под ним повернулся и встал ребром, словно кто-то резко выдернул его из-под ног, как коврик. Иван потерял равновесие и рухнул. Так его и обнаружили вернувшиеся вскоре родители – лежащим рядом с кроватью, и, смертельно напуганные, вызвали «скорую».
В больнице выяснилось, что у него сотрясение мозга и двойной перелом со смещением. Переломы вправили, руку загипсовали, прописали анальгетики и покой. Иван пролежал в постели несколько дней. В тот период все смешалось в сводящем с ума коктейле из изнуряющей боли и схожего с дурным похмельем самочувствия. Наконец, ему стало легче, и он смог выйти на прогулку. Был уже вечер, в тот день выпал первый снег, который к ночи немного подтаял. Иван шел осторожно, придерживая через куртку покоящуюся под ней на перевязи поломанную руку. Но постепенно напряжение и боязнь поскользнуться и упасть стали его отпускать. Воздух после недельного заточения показался ему таким вкусным, как никогда в жизни. В нем отчетливо проступили мандариновые ноты, и Иван с радостью подумал о том, что скоро – новый год. Если родители уйдут в гости, можно будет устроить грандиозную вечеринку, пригласить Долговязого и компанию и устроить настоящее пиршество. В мыслях о Борисе, по которому, оказывается, он сильно соскучился, Иван незаметно дошел до его дома и поднялся на четвертый этаж.
Открыл ему сам Долговязый и прямо с порога обрушил град беспокойных вопросов. Оказывается, он дважды навещал Ивана, только каждый раз попадал в моменты, когда тот спал. На вопрос, что с ним случилось, Иван отделался расплывчатым ответом. Почему-то не захотелось вспоминать подробности неприятного дня. Одни мысли о старой станции вызывали желчную горечь. К счастью, Долговязого не столько интересовало, где и как Иван травмировался, сколько, как себя чувствует.
В тот вечер они проговорили почти до ночи. Так откровенно, легко и свободно Иван не говорил еще ни с кем. Даже с Володей разговоры были другого содержания и другой формы. Внезапно оказалось, что о музыке можно говорить по-другому. И о книгах – не скучно. И о девушках – без пошлости и смущения. Долговязый не учил жизни, не давал советов, но как-то незаметно для Ивана направлял его, подталкивал на нужный путь. Иван откровенничал с ним все смелее и задавал вопросы все активней, понимая, что тот разговор останется между ними.
– Ты приходи в эту среду, если хорошо себя чувствуешь. Нам тебя не хватает. Предыдущую игру мы завершили, но в среду начнем новую, – сказал Долговязый на прощание. И Иван пообещал быть.
… Все это он рассказал Еве. Впервые Иван поделился с кем-то тем случаем со всеми подробностями. В усеченной версии, которую знали друзья, не было страшного старика, по вине которого Иван сорвался. Просто – скользкая приступка. Только однажды, вскоре после случившегося, Иван поинтересовался как бы между прочим у Вовки, не встречал ли тот на станции кого-нибудь еще? Старика или девушку? Друг удивленно расширил глаза, а затем решительно мотнул головой. Со временем Иван и сам стал думать, что никого в кабине не было, что он просто принял за старика какой-то причудливый механизм или предмет, оставленный там, а женский голос ему почудился. А потом и вовсе перестал вспоминать о том случае. Только Ева своим рассказом о старике разбудила воспоминания и, одновременно, потребность поделиться той странной историей с кем-то, кто бы мог понять его пережитый тогда ужас.
– Выходит, старик на самом деле есть, – сказала Ева.
Как и в тот день, когда они с Вовкой залезли на станцию, Иван шел, балансируя по рельсу. А девушка переступала по шпалам, сосредоточенно глядя себе под ноги – то ли боясь споткнуться, то ли не желая встречаться с ним взглядом.
– Выходит, так, – согласился мужчина. – Не мог же он нам обоим померещиться.
– Но кто он?
– Скорей всего какой-то бездомный, Ева. Ободранный, страшный, исхудавший, нашедший приют в одной из заброшенных построек. Сколько этих пустующих зданий на станции!
– Логично, – задумчиво произнесла девушка. – Только вот между моей встречей с ним и твоей – почти шестнадцать лет. Неужели какой-то бездомный живет на станции столько времени?
– Кто его знает.
– Но внешний вид у него какой-то инфернальный, – поежилась Ева. – Как вспомню эти светящиеся в темноте глаза! И не знаю, что страшней – встретиться с этим стариком в темноте или, как ты тогда, при свете дня.
– Может, не такой он уж и ужасный, только в обоих случаях появился слишком неожиданно, – усмехнулся Иван и непроизвольно потер левую руку, которая уже давным-давно не болела, но под воздействием воспоминаний неожиданно заныла.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
