Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Что гоняют из музыки? Конечно же, попсу. Странно, но на Брайтоне почти не слушают «своих» – Шуфутинского, Успенскую, – а врубают все то, что льется из приемников или телевизоров российских каналов в ретропрограммах. Но обязательно разбавляют этот сироп какой-нибудь песней то на узбекском, то на идиш – клиент на Брайтоне многонациональный, угодить надо всем.
Ну, а если твоя героиня не сторонница пафосных мест, то чуть ли не через половину Бруклина ведет к Брайтону все та же Кони-Айленд-авеню. И вот на Кони-Айленд имеется все что хошь. Я уже писала тебе: вся география СССР – «Саяны», «Душанбе», «Арарат». По большей части это банальные столовки со столь символическими ценами, что поневоле задумаешься – с чего они налоги платят? Поскольку для продажи спиртного в Нью-Йорке надо покупать лицензию, и недешевую, наливают в этих заведениях для своих-проверенных. Выносят в графинчиках или в стаканах – никогда не в рюмках, дабы «посторонние» посетители не заподозрили, не учуяли, не возроптали. Опять же интерьер: как правило, один вытянутый скучный зал с двумя рядами столов вдоль стен; официанты все те же, с теми же акцентами. Окна в этих заведениях завешаны афишками и объявлениями на злободневные темы жизни: то ищу работу, то концерт такой-то, то продаю шкаф или дачу в горах. Короче, «всегда в продаже свежие семешки!».
А Брайтон – он по-прежнему колоритный, живой, и постоянно меняется, и внешне, и по составу населения. Хотя в основе своей остается Вавилоном – шумный, грязный, приветливый и хамоватый, завален фруктами и овощами, пирожками и сладостями, грохочет старым сабвеем.
Ты спрашиваешь, чем пахнет в наших краях, и я улыбаюсь: сама всегда непроизвольно втягиваю ноздрями воздух, когда читаю твои описания запахов разных городов, местечек и стран, классно ты это делаешь, и сейчас я понимаю, каким образом: метод пчелы, собирающей пыльцу с разных цветков и кустов.
Так вот, на Брайтоне пахнет морем. Точнее, океаном. Ведь Брайтон-Бич, в который упирается Кони-Айленд-авеню, – это единственный океанский пляж Нью-Йорка. Все остальное – устья рек Гудзон и Ист-Ривер; даже великая статуя Свободы стоит вовсе не в океанских водах.
Океан же я вижу из своих окон и знаю его наизусть: характер и настроение, цвет-высоту волны в разное время суток и в разные сезоны… Горизонт иногда «перекрыт» далекими судами, стоящими на рейде, ждущими погрузки-разгрузки. Вода, как и любая прибрежная вода, пахнет мазутом, солью, тревогой и тоской по иным берегам.
И… странно, но там, на набережной, я всегда ощущаю парфюмерные запахи бывшей родины и начала перестройки: «Шипр», «Красная Москва» и самый ужасный, первым попавший в СССР (и дико по тем временам популярный) мужской одеколон «One Man Show».
Однажды я даже пристала к лоточнику: неужто его вообще кто-то берет, этот грех, воняющий мокрой тряпкой?
– О-о-о, – ответил тип, похожий на ипподромного жучка. – Это хит продаж!
– Но ведь его уже не выпускают?
– Девушка, – он снисходительно подался ко мне, точно собирался открыть священный секрет изготовления аромата ритуальных масел. – Миру современной парфюмерии давно известны все формулы и все ингредиенты всех на свете запахов. Шпак! – в ведро номер восемь добавим каплю из пробирки номер шесть, доливаем миллилитр из пузырька номер пятнадцать – вот вам и «Красная Москва». А в Китае наштампуют и бутылок, и коробок, согласно любой ностальгической хрени, какую ваша душа пожелает…
И знаешь, что я купила в тот день на Брайтоне, на таком вот лотке? Наверняка у твоей мамы был пупырчатый флакончик дешевых духов «Кармен». Пряный, густо-бесстыжий, с ног сшибающий запах: «Возьми меня!». Теть-Таня – вот кто пользовался этими духами, кто орошал ими грудь, прыскал за уши, пропитывал кружевной платочек. Она победно ими благоухала – моя теть-Таня, моя незабвенная Кармен…
7
…Вчера вечером позвонила Лида, обиженным тоном спросила:
– Ну? Ты завтра-то вырвешься наконец?
– Не знаю, моя радость… У меня на завтра целый табун кобылиц записан. Может, тепло на них действует, все трепещут и полируют свои гениталии…
– Кстати, о гени-талиях. У Гени на правом копыте ноготь врастает! – трагическим голосом объявила она.
– Ой-ой-ой, плохо… Может, послезавтра? – неуверенно пообещала я.
– Он врастет окончательно! – взвыла Лида. Как будто Геня Уманская – старая сволочь, воровка, особо опасная рецидивистка – мама ее или, по крайней мере, тетя…
Но… такая уж она, Лидка. Пятнадцать лет ублажает толпу старичья в одном из дедских садиков на Брайтоне: пишет для них пьесы, репетирует, приглашает на праздники доступных по цене артистов-журналистов… Но давно уже расширила границы своей культурной деятельности до горизонтов необозримых. Вот, ради бога, волнует ее копыто Гени Уманской – Гени, омытой семью водами советского уголовного кодекса. Ну, что я тебе рассказываю, ты Лиду знаешь, она – из самых душевных баб, какие только повстречались мне в жизни.
А сейчас сделаем привал для познавательной лекции о таких вот дневных стариковских клубах. Тебе, глядишь, понадобится для повести, если захочешь определить в какой-нибудь «Блаженный парадиз» парочку-другую виртуальных старых пердунов, у которых только по приезде сюда началась жизнь, полная огня.
Итак, дневные клубы для «золотого возраста».
Они есть всюду – и на Манхэттене, и на Брайтоне. Но существенно разнятся по стилю, контингенту и развлечениям. Работают на всю катушку, как правило, в две смены – кто-то ходит с утра до обеда, кому-то удобнее во второй половине дня. Все очень уважительно: стариков привозят-увозят, всячески обихаживают… Для этого нужно подпадать под определенные критерии – бедность, возраст, гражданство США, проживание в конкретном районе и проч.
И вот, когда-то кто-то из бывалых людей на Брайтоне вычислил, что сие богоугодное дело еще и весьма прибыльно – государство ведь не две копейки дает в расчете на одну стариковскую душу. И стали эти дневные центры расти как грибы, разрастаться стали целыми грибницами. А ведь старичков еще надо завлечь, надо за них побороться. Ну, и соревнуются организаторы кто во что горазд: кто заезжего писателя пригласит выступить, кто обед из ресторана дважды в неделю закажет, кто гарантирует пять экскурсий в месяц… Не говоря уж о разнообразной программе каждого дня: зарядка, спевки, кружки, встречи с интересными людьми, маникюр-педикюр, парикмахер, вечера танцев, организованный десант по магазинам «Все за доллар».
Почему-то подобные «русские» центры носят громкие иностранные имена: «Ройял-Прима», «Астория», «Кнессет», «Парадайз»…
Прихожане там самые разные – и Фира Моисеевна, и тетя Глаша, и бабушка Самира – Брайтон многонационален, он вовсе не еврейский, как это может показаться издалека по кинопросмотрам.
И кипят там нешуточные страсти: какая-нибудь Сима Поломойская ненавидит Марию Петровну из-за ее нейтрального отношения к израильско-палестинскому конфликту и еще за то, что Сима свалила из СССР с голым задом и торговала на Брайтоне семечками, а Мария Петровна благополучно ушла на приличную пенсию в уже современной Москве, втихую сдает там квартиру, но в Америке числится бедной, то бишь имеет на садик те же права, что и Сима.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
