Эрмина вздохнула:
— Тебе — может быть, а вот мне тут совсем невесело. Корсет, это дурацкое шнурование. А потом будет сморщенная печень. От этого и умереть недолго. Как ты думаешь, почему она все время падает в обмороки, твоя тетушка? И эти обольстительные платья, а сегодня еще и новая прическа. Тетушка вбила себе в голову, что сделает из тебя красавицу. Пойми, Минка, я сотни раз тебе говорила — красота губительна для женщины. От нее одно только высокомерие и чванство, а это смертные грехи, которые требуют покаяния. И если ты умрешь, не успев исповедаться, то попадешь прямо в ад. Не забывай об этом.
Я молчала.
— Почти всю ночь я размышляла, должна ли я сказать тебе об этом, — продолжила Эрмина, — твоя тетушка не хочет, чтобы ты стала учительницей. Она хочет, чтобы ты осталась в Эннсе и вышла замуж. Придумала какой-то безумный план, во всяком случае, она сказала Габору, чтобы он пригласил друзей сегодня на ужин. Офицеров из казармы. Такая чушь. Знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что никто из них не может на тебе жениться, даже если все они влюбятся в тебя до смерти.
— Как это?
— Я тебе сейчас объясню, — Эрмина уронила полотенце на пол и вздохнула. — То, что ты еще не знаешь. Офицеру для женитьбы требуется залог.
ЗАЛОГ! Вот оно, снова это ужасное слово.
— Что с тобой? — испуганно вскрикнула Эрмина. — Тебе плохо?
— Нет-нет! — я взяла себя в руки, как меня учили, и улыбнулась.
— Залог — это очень большое приданое, не меньше двадцати пяти тысяч гульденов. Нет залога — нет разрешения от кайзера на женитьбу. Таков закон.
— Двадцать пять тысяч гульденов? — воскликнула я в ужасе.
Эрмина кивнула:
— Целое состояние, на это можно купить доходный дом. И схитрить тут нельзя, потому что деньги надо внести до свадьбы, в министерство, где их вкладывают с гарантией от кризиса, а молодая пара живет на проценты. И если разразится война и жена останется вдовой, у нее будет пенсия и она сможет воспитать детей, как подобает их сословию… Да? Ты что-то хотела сказать?
— А сколько получает офицер?
— У него совсем маленькое жалованье. Просто смешное. Ты знаешь господина Мартина Хубера? Владельца машиностроительной фабрики? Он платит своим рабочим сорок гульденов в месяц, ровно столько же получает молодой офицер. Со временем чуть больше. Но одним жалованьем не прокормить ни лейтенанта, ни капитана, ни ротмистра. Это особые господа. Они носят кайзеровский мундир и не могут позволить себе опозорить его честь.
Она наклонилась и подложила мне под спину подушку.
— Сядь прямо, Минка, расправь плечи, не сиди, развалившись, даже в собственной кровати нельзя горбиться. Да, что я хотела сказать… Офицер постоянно выполняет представительские функции, поэтому у него должна быть красивая униформа. Ему нужен мундир для выхода, парадная форма. Офицеры никогда не ходят в гражданском. А еще офицеру требуются верховые лошади, а также денщик, тот, который его обслуживает: приносит ему завтрак, чистит сапоги, следит за одеждой. Во всяком случае, офицер должен жить как благородный господин. Приходится и раздавать щедрые чаевые, играть в казино. Он обязан оплатить карточные долги в течение двадцати четырех часов и отвечать за свои пари… А для всего этого ему нужна хорошо обеспеченная жена. Да, детка! Ты что-то хотела сказать?
— Нет-нет! Я слушаю вас.
— А его жене необходимы шикарные туалеты и настоящие драгоценности. Дети должны получить благородное воспитание. Офицер представляет высочайшую власть. У него должен быть большой ухоженный гостеприимный дом, а это стоит денег. Ты же знаешь, что так любит повторять принцесса Валери: «Мой муж зарабатывает только на карманные расходы. А все хозяйство приходится финансировать мне». Она оплачивает даже его долги в азартных играх. Но это между нами.
— А принцесса тоже внесла залог?
— Тридцать тысяч гульденов! Ее личное состояние.
Я еле сдержалась. Значит, никакого обручения. Габор отодвинулся в недосягаемую даль и стал оттого вдвойне желанным.
— Ты хочешь что-то сказать?
— А если… молодой офицер… из обеспеченной семьи?
— Как наш Габор, к примеру?
— Да.
Эрмина проницательно на меня посмотрела. Я побледнела. Может, она открыла нашу тайную переписку? Что бы она ни разузнала, я буду все отрицать.
— Как наш Габор, — повторила Эрмина, — что позволяет нам сразу перейти к сути дела. Я ведь не слепая, девочка моя. Я давно заметила, что ты нравишься Габору. А он тебе тоже нравится?
Я опустила глаза. Эрмине этого было довольно.
— Так я и предполагала. Немедленно выбрось его из головы. Ты меня поняла? Да? Посмотри на меня. Немедленно, пока не случилась большая беда. Габор табу для тебя, по многим причинам, которые я не могу открыть при всем моем желании. Скажу только, что его сводный брат Элемер наследует большое состояние. Наш Габор не получит почти ничего. Стало быть, ему нужна состоятельная жена. Если Габор женится, то только на молодой даме из хорошей семьи, у которой есть залог. И только на той, которую назначит ему отец. И я даже скажу тебе, на ком: на Эльвири Фогоши из Венгрии!
Великий Боже! Дело принимало скверный оборот! Габор ухаживал за мной, а сам не был свободен?
От ужаса у меня перехватило дыхание.
— Не огорчайся, моя милая Минка. Факты есть факты. Ничего не поделаешь.
— А кто эта… эта… Фогоши? — спросила я наконец и постаралась сделать вид, будто меня это вовсе не касается.
— Соседка Бороши. Ее отец был известным магнатом, а его вдова, баронесса Пири, — великолепная наездница. Она разводит лошадей, и у нее колоссальное имение, которым она сама управляет. Во всяком случае, тут все сошлось идеально, и лучших предпосылок для хорошего брака не сыскать.
— И когда же свадьба?
— Еще не сейчас. Может, через два-три года.
— Они уже обручены?
— Все равно что да. Ждут только, пока Габор получит свидетельство.
— А когда они сговорились, что Габор и Эльвири…
— Да уж целую вечность, — нетерпеливо перебила меня Эрмина. — Ты же знаешь, как это бывает в знатных семьях. Как только появится отпрыск, ему уже присматривают подходящую партию. Так уж заведено, потому что у детей еще нет жизненного опыта и только родители знают, кто может составить их счастье.
— Но… он ее не любит.
Эрмина тяжело вздохнула:
— Совершенно неважно, любит он ее или нет. Это вообще не принимают во внимание. Любовь — для горничных. Хорошая партия — совсем другое дело. Здесь речь идет о более важных вещах. Об имени. О собственности. О состоянии. О том, чтобы занять блестящее место в большом свете. А не о преходящих чувствах. — Внезапно она схватила мою руку. — Ты моя единственная, чудная, самая любимая Минка. И я хочу сказать тебе одну вещь, а ты знаешь, я всегда бываю права. Любовь не бывает вечной. Сегодня она жива, а завтра нет. И с тобой будет так же, и Габор забудется. А теперь несколько слов по поводу тетушкиных эскапад. — Она погладила мою руку: — Хочешь — верь, хочешь — нет, но она написала твоей маменьке, чтобы та выяснила, нельзя ли как-то выхлопотать тебе приданое. Но, Минка, на мой взгляд, здесь уже вряд ли чем-то можно помочь. Если бы у твоего отца были средства, он был бы обязан тебе их отдать. Так было… договорено. Но он категорически утверждает, что их у него нет. И даже если предположить, что он выплатит тебе небольшое приданое, он никогда не выплатит тебе залог. А потому ты являешься табу для любого офицера… Никто не может жениться на тебе. Разве что на левую руку.
