– Юль, ну хватит, ну перестань, – уговаривал он. – Ну я понимаю, тяжело. Но что ж теперь? Жизнь-то не кончена!
– Да! Мне тяжело! – в голос плакала Юля. – А тебе наплевать!.. – Заливаясь слезами, она пыталась выкрикивать слова: – От… тебя… ни поддержки… ни…
– А от тебя? – тоже разозлился Олег. – Я работаю, устаю! Мне хочется, чтобы любимая женщина со мной вечером была, чтобы приласкала! Да, Юль, я тоже человек! И мне хочется, чтобы женщина моя была рядом! И хоть иногда обо мне тоже думала!
– Но ты же знаешь, какие у меня обстоятельства!
– А ты знаешь, какие у меня обстоятельства? Ты спросила, как мои дела? Как же! Все разговоры у нас про кошачьи памперсы! Как ты думаешь, мне это очень интересно?
Юля плакала и не могла остановиться. У нее не было сил выслушивать и произносить упреки.
Олег замолчал. Завздыхал. Стал опять извиняться. Но выглядел хмуро. И видно было, что все равно сердится на нее. И она не в состоянии уже была сдерживать свои обиды. И как-то совсем стало ясно, что разрыв неизбежен, что он уже фактически произошел…
Что могла она дать ему – этому такому еще по-детски эгоистичному парню? И раньше-то сомневалась. А теперь, когда все настолько усложнилось, когда дома ждали больная кошка и издерганный Васька – ее родные, ее любимые, ее несчастные…
Домой Юля притащилась поздно. Лицо было распухшим от слез. Вася взглянул и сказал:
– Ага. Любовь! Понятно.
Возмущенно потрясая головой, он удалился в свою комнату с Басей на руках. А Юля опустилась на стул и долго плакала безысходными слезами.
* * *
Лучше кошке не становилось. По полу за ней тащились уже две трети ее исхудавшего завалившегося набок тельца. Несмотря на это, она упорствовала в своем желании передвигаться, не прекращала угрюмого ползанья. Передние лапы отчаянно цеплялись за половицы, таща груз ставшего обузой туловища и наполняя сердце Юли болью беспомощного сострадания. Васька страдал не меньше. Но каждый вечер устремлялся во двор, чтобы получить там новую порцию горя от безнадежно влюбленной в другого Наташки.
Кошка совсем перестала себя вылизывать. Вокруг нее установился тяжелый запах. Частая смена подгузников помогала мало. По вечерам они с Васькой ее купали. Вася держал Басю на весу, Юля намыливала и поливала водой. Раньше во время редких купаний кошка вырывалась и царапалась, теперь она потеряла способность сопротивляться. Юля заворачивала ее в полотенце, они несли кулек в комнату, прижимая к себе, вдвоем надевали памперс, укладывали Басю на лежанку. Кошка едва заметно качала постаревшей серой мордочкой.
Очередным утром переодетая в чистый подгузник Бася заковыляла к своей миске. Но, не дотянувшись до воды, жалко заверещала.
Вася прибежал на Юлин крик.
– Посмотри… – выдавила она сквозь слезы.
– Похоже… уже и шея… – признал бесцветным голосом Вася. И принялся набирать номер Татьяны Ивановны.
* * *
Олег оказался первым, кто попался Юле на глаза. Она отшатнулась, почувствовав отчуждение.
– Неважно выглядишь, – заметил он участливо. – Не заболела?
– Нет, – реагировала сухо. – Кошка умирает. – И поспешила удалиться.
Олег не стал догонять, тоже помчался по своим делам.
У Юли все валилось из рук. К ней приставали с расспросами, с сочувствием. Она плакала и отворачивалась. В конце концов начальница отправила ее домой. Оставалось еще часа четыре времени. Четыре часа вместе с Басей – и вечность врозь… Придя домой, Юля легла рядом с кошкой, гладила ее серую в свалявшейся шерстке голову, истощенное, повернутое набок бездвижное тельце, обещая, что она несомненно попадет в кошачий рай за то, что прожила свою жизнь в любви и много страдала в конце.
В восемь пришла ветеринарша, попросила простыню и полотенце.
– Для первого укола, – пояснила скупо.
– А всего сколько? – робко уточнила Юля.
– Два. После первого расслабится, пропадет чувствительность. – Татьяна Ивановна поставила чемоданчик на маленький стол возле дивана. – После второго быстрый паралич сердца, – сухо завершила объяснения.
Юлю трясло.
– Ей не будет больно? – спросила, выстукивая зубами дробь.
– Нет…
Татьяна Ивановна взяла Басю на руки.
– Ай-ай-ай… – бормотала, ощупывая кошкин живот. – Вся в метастазах.
«Васька не говорил…» Юля растерянно посмотрела на сына. А он – на Юлю. Докторша тем временем положила кошку на простынку, сняла подгузник.
– Вы не хотите выйти? – уточнила угрюмо.
– Нет, – Вася мотнул головой.
– Мы ее не бросим, – добавила Юля и взяла Басю на колени, остро ощущая ее прощальное тепло.
– Положите на простыню, – приказала Татьяна Ивановна.
– Я хочу ей помочь, – засомневалась Юля.
– Вы помешаете. Возможно, ее будет тошнить…
– А гладить? – снова заплакала Юля.
– Можете, – буркнула докторша.
Она набрала препарат в шприц и склонилась над Басей. Кошка беспокойно заозиралась.
– Ничего, ничего, – бормотала ветеринарша, – сейчас расслабимся, уснем.
– Не бойся, Басенька, я с тобой, – всхлипывала Юля, гладя ее по голове.
Прошло минуты три – кошка не успокаивалась. Издала какое-то горловое бульканье, передние лапы беспорядочно задвигались. Хмурый взгляд словно сделался еще более хмурым и тревожным. Кошка перебирала и перебирала лапами, как будто ища устойчивого положения. Юле казалось – она из последних сил цепляется за жизнь. Бася, насколько могла, крутила головой. Юля беспомощно кусала костяшки пальцев, не сводя с нее глаз. Вася застыл в молчании. А кошка все возила лапами, простыня под ней сбилась.
Татьяна Ивановна смотрела на часы… Бася не успокаивалась, не задремывала, как было обещано. Доктор набрала в шприц следующий препарат и сделала новый укол. Через несколько мгновений кошка застыла. В последний раз судорожно сглотнула. Ее полуоткрытые глаза стали мутными. Она лежала на боку – исхудавшая, со свалявшейся шерстью. Юля плакала и как заведенная гладила Басю по боку.
– По-моему, она не хотела, – всхлипнула горько.
Докторица пожала плечами.
– Только не хороните во дворе, – посоветовала. – Если патруль проедет или соседи донесут – ничего хорошего не будет. Это противозаконно.
– А куда же ее? – обеспокоилась Юля.
– Выйдите вон на пустырь… Ну Васька знает… И не днем.
Сын кивнул.
– Только поглубже, Вась, чтобы собаки не раскопали.
Василий проводил Татьяну Ивановну до дверей, расплатился, вернулся в комнату.
– Я думала, все по-другому будет… – сказала Юля, робко взглянув на сына. Он кивнул. Губы у нее задрожали: – Мне показалось, она не хотела умирать. Она цеплялась… – Вася молчал. Юля постаралась справиться с собой и заговорила о другом: – Давай завернем ее и положим в обувную коробку.
