Эта мысль неприятно поразила ее. Да и сама ситуация оказалась чем-то новым. До сих пор Бекки никто ни в чем не подозревал и отчетов от нее не требовал.
Правда, в тот раз она огорчалась недолго. Джилл быстро замял разговор, и возникшая было между ними натянутость исчезла. А последовавшая затем бурная ночь и вовсе сгладила наметившуюся размолвку.
Безоблачный период продолжался до начала лета.
После окончания занятий в колледже Бекки обычно отправлялась в Барнсмур. Подобная поездка преследовала две цели: навестить тетушку Кэт и поработать над картинами на пленэре. Бекки обожала писать окрестности деревни, в которой провела детство и юность. В нынешний сезон она планировала закончить пейзаж, начатый прошлым летом.
Однако эти невинные, с точки зрения Бекки, намерения неожиданно наткнулись на препятствие. А именно, на странную реакцию Джилла.
Все началось вечером. В конце ужина, доедая приготовленный Сюзан на десерт творожный пудинг, Бекки сказала:
— Знаешь, милый, если приготовления к свадьбе мы начнем только в середине июля, то я вполне успею съездить в Барнсмур.
— Хочешь навестить тетушку? — откликнулся Джилл, перед которым лежал на столе финансовый вестник.
— Да, и закончить пейзаж. Прошлым летом я в очередной раз начала писать нашу гору, которая возвышается над эксмурским лесом. Надеюсь, сейчас это будет что-то особенное. У меня есть несколько идей, которые, если все получится, сделают картину очень оригинальной. В этот раз я намерена следовать концепции, которая многим покажется необычной и даже спорной, но она моя собственная, и я хочу… Впрочем, — перебила Бекки саму себя, — что объяснять словами, я покажу тебе свои наброски, так скорее поймешь. Хотя нет, не стоит, лучше потом, когда картина будет готова, я…
— То есть ты собралась не на два-три дня? — хмуро произнес Джилл.
Бекки даже рассмеялась — только совершенно неосведомленный человек мог выдвинуть подобное предположение.
— Конечно нет! Вспомни, сколько времени я писала портрет Айрин.
Откинувшись на спинку стула, Джилл побарабанил пальцами по столу.
— Моя мать должна была тебе позировать, но ваша гора, полагаю, не обязана этого делать?
Бекки удивленно взглянула на него, однако тут же напомнила себе, что он не принадлежит к кругу людей, среди которых она привыкла вращаться и которым ничего не нужно объяснять в вопросах живописи.
— Ты не понимаешь, — не без досады вздохнула она. — В каком-то смысле позирует и гора. Есть такое понятие — пленэр. Под ним подразумевается выезд на природу. Художник отправляется в какое-нибудь красивое место и рисует пейзаж с натуры.
— Только не надо разговаривать со мной как с пятилетним ребенком, — поморщился Джилл. — Я знаю, для чего художники выезжают на природу.
— Так почему же тогда…
— Потому! Уверен, тебе незачем уезжать так надолго… тем более что гору эту наверняка знаешь как свои пять пальцев.
— Да она же все время меняется, как ты не поймешь! — воскликнула Бекки. — Она каждый раз разная! Не говоря уже о разных временах года. Я начала писать ее в начале лета и, если сейчас пропущу сезон, придется ждать еще год.
— Ну и подождешь, ничего с тобой не случится, — буркнул Джилл.
Ничего с тобой не случится…
Эта фаза будто повисла в воздухе, мгновенно превратив атмосферу столовой в подобие горячего вязкого киселя — во всяком случае, для Бекки. Ей стало трудно дышать и одновременно ее бросило в жар. Оскорбленной — вот как она себя чувствовала. И хуже всего, что исходило это от ее возлюбленного.
Бекки покосилась на Джилла. Странно, тот же самый человек, но воспринимается совсем иначе. Лицо как будто стало жестче, взгляд похолодел, даже губы — которые она так любила целовать! — словно отвердели.
— Что ты имеешь в виду? — сухо произнесла Бекки.
Джилл слегка хлопнул ладонью по столу.
— Солнышко, ведь ты сама все прекрасно понимаешь! У тебя свадьба на носу, а ты едешь куда-то неизвестно зачем…
— Известно и куда, и зачем! — возразила Бекки.
Но Джилл продолжил:
— Вместо того чтобы готовиться к такому важному дню. Любая другая девушка на твоем месте только о предстоящем бракосочетании и думала бы!
Бекки отодвинула тарелку с недоеденным десертом.
— Я не любая. Я художник. Помнишь это?
— Разумеется, — медленно произнес Джилл. — Но, кроме того, я помню, что в Барнсмуре живет этот твой агент… как его…
— Денни? — Бекки насторожилась. — Нет, это его мать там живет.
— Но ведь он бывает в Барнсмуре?
— Ну, иногда наведывается…
— Значит, и во время твоего приезда он может оказаться там!
— Не обязательно, — качнула она головой. — С тем же успехом Денни может быть и в Лондоне.
Джилл скрипнул зубами.
— Не спорь. Я не хочу, чтобы ты ехала, и все!
— Но почему?!
Он мрачно воззрился на нее через стол.
— Не хочу рисковать.
В этот раз Бекки тоже не сразу поняла, в чем дело, но сейчас ее озарило: снова ревность!
Да что же это такое…
Внутри у Бекки все вскипело, однако ей удалось взять себя в руки. Вздохнув глубже, она произнесла:
— Послушай, милый, успокойся. Ты абсолютно ничем не рискуешь. И совсем не потому, что Денни вряд ли окажется сейчас в Барнсмуре, а потому что я тебя люблю!
Однако у Джилла не так-то просто было выбить почву из-под ног.
— Если любишь, останешься здесь, со мной, — безапелляционно заявил он.
Этого Бекки не смогла стерпеть.
— Знаешь что?! — воскликнула она, решительно поднимаясь из-за стола. — Это нечестно! Ты меня шантажируешь. Используешь против меня мою же любовь!
— Дорогая… — начал было Джилл, но Бекки уже не слушала.
— Все, я ухожу к себе. И не приходи ко мне ночью!
В тот день они впервые после объяснения в любви легли спать порознь. Бекки отправилась в комнату, где ее изначально поселила Айрин и где по-прежнему находились все необходимые для рисования вещи, включая мольберт и прочее. Эта комната сейчас играла роль не столько спальни, сколько студии. Спала же Бекки в комнате Джилла.
Но той ночью ему пришлось улечься в одиночестве.
Хотя вопреки запрету он все-таки пришел к Бекки и попытался урезонить ее, но, предвидя подобную возможность, она заперла дверь на защелку. И только крикнула, не поднимаясь с постели:
— Джилл, прошу тебя, уйди! Мне нужно подумать…
Тот выполнил просьбу, правда процедив сквозь зубы нечто очень похожее на ругательство.
