— Все, — уверенно ответил Моше. — Бесспорно, все. — Тут он положил руки на стол перед собой, и в его голосе появилось сомнение: — Вы же знаете, всегда есть кто-нибудь…
— Всегда — что? — продолжал спрашивать Михаэль.
— Ну, есть же… зависть, например.
— Зависть к чему?
— Ну, она была так красива, многим нравилась, многие ее домогались, но у нее были принципы. Да и о детях она заботилась. Помню, когда мы начали строить коттеджи и она должна была въехать в один из них среди первых, то были разговоры…
— Кто конкретно ей завидовал? — спросил Михаэль.
Моше с ужасом посмотрел на него:
— Куда вы клоните? Я не имею в виду ничего особенного. В каждом кибуце есть завистники. Уж не думаете вы, что…
— Когда вы ее видели в последний раз?
— В понедельник утром, перед тем как к ней приехали и забрали ее в лазарет. Я зашел потому, что знал о ее болезни, а она предпочитала игнорировать физическую сторону жизни. Забывала поесть, если была занята на работе. Поэтому я заскочил, чтобы повидаться с ней в понедельник утром. Она была слаба, поэтому я настоял, чтобы она показалась доктору Эли Реймеру. После этого я вынужден был уйти, потому что дел много было, а потом… потом было уже поздно.
— В то утро вы разговаривали с ней? Как она выглядела?
— Что вы имеете в виду? Больна она была, но в сознании, если вы об этом.
— Кто еще знал, что она заболела?
— Думаю, все знали, потому что в воскресенье вечером Дворка, ее свекровь, сказала мне, что Оснат заболела и не сможет поехать на семинар. После этого мы с ней вернулись в столовую, чтобы найти кого-нибудь на замену Оснат. В секретариате кибуца тоже все знали. По крайней мере, должны были знать.
— А кто знал, что она в лазарете? — спросил Михаэль.
Моше задумался и ответил не сразу:
— Многие могли знать — во время обеда в столовой народ говорил об этом. Доктор Эли Реймер заходил в столовую по дороге в больницу. Я знал, Дворка знала, другие люди знали. А почему вы спрашиваете? — Михаэль ничего не ответил. — Весь наш разговор кажется мне каким-то диким, — сказал Моше и снова спрятал лицо в ладони.
— Когда она заболела? — задал вопрос Михаэль.
— Мне кажется, в субботу вечером у нее уже была температура. Она сказала, что замерзла, но, вы знаете, тогда было так жарко, что не помогал даже кондиционер в столовой. Думаю, она уже была больна.
— С кем она больше всего общалась в кибуце? С кем нам стоит поговорить? — спросил Михаэль.
Моше, не отнимая ладоней от лица, сказал:
— Вы уже говорите. Вряд ли здесь найдется кто-нибудь ближе меня.
— Ну, например, друзья, закадычные подруги. У женщин всегда есть близкая подруга, которой доверяют все.
Моше отнял руки от лица, протер мокрые глаза и, не скрывая своего замешательства, произнес:
— Здесь такого не бывает.
— Не бывает вообще или не было у Оснат?
Моше обвел взглядом комнату и ответил:
— Мы живем вместе, работаем вместе и знаем все друг о друге. Тут нет такого, чтобы кто-то кому-то нашептывал что-то на ушко. Здесь люди вместе обедают, вместе заседают, а вот чтобы дружить в том смысле, как понимаете вы, — такого здесь не бывает.
— Хорошо. Кто приходил к ней кофейку попить или просто так заглядывал?
Моше был несколько озадачен, словно его заставляли думать о том, о чем ему никогда думать не приходилось:
— Знаете, есть, конечно, люди, которые больше общаются друг с другом, чем с остальными — на работе, в кружках… но ходить друг к другу все равно не принято. Оснат была занятым человеком, к ней постоянно по делам заходили люди. Если ты секретарь кибуца, то дел много… Ну, есть люди, которые ходят друг к другу в гости, но это редкость: у всех работа, семейная жизнь, дети. Да и какие гости? Пока все дела переделаешь, детей спать уложишь, а у нас в семье в среднем по три ребенка, то уже восемь вечера и пора ужинать либо в столовой, либо у себя. Да и дел у всех полно — комитеты, художественная самодеятельность… Ну, не знаю… — Он замолчал.
— Значит, у вас есть люди, которые никогда ни к кому в гости не ходят? — с удивлением спросил Махлуф Леви.
— Бывает, придут, спросят что-нибудь, посидят немного… В основном одинокие или старики… Но чтобы ходить в гости, как в городе, такого здесь нет.
— Но если кто-то хочет поговорить о личных делах, например, о неудачном браке, то к кому они идут? — спросил Михаэль.
— Не знаю даже, что вам ответить. Иногда приходят к Дворке, иногда ко мне, иногда еще к кому-то. Но это все лишнее, поскольку все и так обо всех всё знают.
— Откуда? — казалось, вопросы Михаэля неисчерпаемы. — Откуда они все узнают? Или подглядывают друг за другом?
— Не знаю. Слухи. Откуда мне знать? Люди живут бок о бок, все видят, общаются друг с другом с детских лет, поэтому и знают все.
— Значит, вы не знаете, с кем она общалась помимо вас и вашей семьи?
Моше покачал головой:
— Оснат была особенно замкнутой. О себе она никогда не заговаривала.
— Ужасно, — сказал Михаэль самому себе. — И с кем мне стоит поговорить о ней, кроме вашей семьи?
— С ней работали люди, связанные со школой. Могу дать их имена. Но лучше спрашивайте меня. Мне скрывать нечего, поэтому я могу рассказать вам абсолютно все.
— Хорошо. Прежде чем я буду говорить с родственниками, может, скажете мне, были ли у нее здесь враги? Но сначала как следует подумайте.
— Начнем с того, что Оснат была очень красива, а к красоте относятся очень ревниво. Кроме того, она вышла замуж, и ее свекровью стала Дворка, которую все уважают, и это вторая причина для зависти. Зависть в кибуцах существует.
— Вы можете мне дать имена завистников?
— Зачем? — спросил Моше, и в голосе его послышалось подозрение. — Я не готов вести разговор в таком тоне. Я уже сказал вам, что это безумие. Вы хотите, чтобы я дал вам имена людей, которые… Которые могли ее убить? — Михаэль промолчал. — Ну, может быть, недоброжелательство. Люди есть люди. Но, мне кажется, вы не понимаете, что такое кибуц. Это же одна большая семья!
— Вы же сами говорите, что есть недоброжелательство, — напомнил Михаэль.
— Да, есть. Но одно дело — недоброжелательство, а другое — насилие.
— Давайте подойдем к этому с другой стороны, предложил Михаэль. — Что вы можете сказать про паратион?
Моше почувствовал себя легче и впервые за их встречу улыбнулся:
— Его можно было бы и не запрещать, мы сами от него отказались, потому что у нас был один несчастный случай с ним. Пострадал как раз Аарон Мероз. Он тогда отвечал за полеводство. В то время мы опыляли культуры в противогазах. Было это лет тридцать назад. То ли у него в противогазе была дырочка, то ли течь была в вентиле, но он сильно отравился паратионом. Ему показалось, что это конец, но постепенно головокружение и тошнота прошли, он встал и пошел к Срулке. Срулке — мой отец, занимавшийся цветоводством. Он отцу все рассказал, и тот запаниковал. Обычно он был тихим, но тут с ним что-то случилось. Он быстро пошел с Аароном к медсестре. Тогда медсестрой была Рива, она уже умерла, и мой отец уже мертв. — Моше опять закрыл лицо руками. — В любом случае лечения не потребовалось, потому что отравление прошло само по себе. Но с тех пор они перестали пользоваться паратионом для опыления растений…
