– Тут неподалеку есть ферма, – сказала Грант, – на базе бывшего поля для гольфа. Можем устроить привал там.
Они удвоили скорость, то и дело бросая гранаты в надежде, что непредсказуемые взрывы чуть задержат преследователей и подарят им несколько драгоценных секунд. Маркус увидел указатель гольф-клуба и восхитился способностью Грант сохранять трезвую голову – сам он от страха даже не видел местности, где уж ориентироваться на ней. Голос из-за деревьев велел им остановиться, но они даже не замедлились, Грант лишь крикнула за спину:
– Нас преследуют партиалы! Удерживать позиции! Огонь!
Маркус забежал с солдатами за линию машин на краю парковки и рухнул на землю за самым большим грузовиком, какой смог найти.
Человек в рабочей одежде припал к земле рядом с ними, сжимая в руках дробовик.
– Мы слышали сообщения по радио. Это правда? – глаза фермера округлились от страха. – Это вторжение?
Грант проверила рожок автомата, снова поставила его на место и только потом ответила:
– Да, полномасштабное. Базы Сети в Квинсе взяты, наблюдательные посты на Северном побережье сообщают, что партиалы высаживаются по всему берегу до Уайлдвуда.
– Мать честная! – воскликнул фермер.
– Подходят! – закричал один из солдат, заставив Грант, Хару и всех остальных залечь за машинами и открыть бешеный огонь по стене леса. С десяток фермеров, собранных сообщениями по радио, присоединились к ним с мрачными ухмылками. Маркус, закрыв голову руками, присел еще ниже, зная, что должен помочь, но парализованный ужасом. Партиалы открыли ответный огонь, по машинам заколотило частое стаккато пуль. Грант выкрикивала приказы, но вдруг осеклась на полуслове и с булькающим хрипом упала на землю, окруженная туманом из мелких брызг крови. Маркус бросился на помощь, но она умерла еще до того, как коснулась земли.
– Уходи! – прошипел Хару.
– Она мертва, – ошеломленно пробормотал Маркус.
– Знаю, что мертва, уходи! – Хару выпустил полную обойму в лес, укрылся за машиной, чтобы вставить новую, и свирепо скомандовал Маркусу:
– Ферма где-то там, и все, кто на ней остались, не бойцы, иначе были бы здесь. Найди их и уведи отсюда подальше.
– И куда мы пойдем? – спросил Маркус. – Грант говорила, партиалы повсюду.
– Двигайтесь на юг. Мы постараемся их задержать, но ты как можно скорее выводи гражданских. На счету каждая секунда.
– «На юг» – недостаточно, – запротестовал Маркус. – Это не вылазка, это вторжение. Даже если мы добежим до Ист-Мидоу, они будут у нас на хвосте.
– Предпочитаешь здесь остаться? – закричал Хару. – Не знаю, хотят ли они захватить или убить нас, но мне не по вкусу ни то, ни другое.
– Знаю, – ответил Маркус, – знаю. – Он взглянул на ферму, призывая все свое мужество. Хару поднялся, повернулся и снова начал палить по лесу.
– Это именно то, ради чего я вызвался добровольцем, – напомнил себе Маркус и со всех ног рванул к ферме.
Глава одиннадцатая
Афа спал на большой кровати на седьмом этаже здания, в комнате, которая, очевидно, когда-то была гримерной. Кира уложила его спать, как ребенка, и пошла искать комнату себе, в итоге остановившись на большой темной студии с рядами кресел у одной стены и декорациями гостиной – у другой. Площадка для съемок ток-шоу, – догадалась она, хотя логотип на задней стене не навеял никаких воспоминаний. Она помнила про ток-шоу, потому что кто-то смотрел их дома – может быть, ее няня, – но сомневалась, что узнала бы логотип даже того, которое любила та женщина.
Афа заставил кресла коробками, аккуратно подписав каждую, но диван в «гостиной» был свободен. Проверив его на предмет пауков, Кира расстелила скатку и почти сразу же уснула. Во сне она видела Маркуса, потом Сэмма и с грустью подумала, удастся ли ей когда-нибудь увидеть их вновь.
Внутрь дома не проникал естественный свет – Афа позаботился о непроницаемых шторах, а в студии было еще темнее, чем в других комнатах, но Кира слишком долго выживала во враждебном городе и проснулась в то же самое время, что и обычно. Нащупав дорогу к окну, она раздвинула узкую щелочку и увидела знакомую картину, открывавшуюся ей каждое утро: утопающие в зелени развалины, подкрашенные голубым от постепенно светлеющего неба.
Кира не слышала, чтобы Афа встал, и решила не упускать возможности просмотреть хоть несколько папок, начав с коробок в студии. На них значились номера от 138 до 427, на каждом кресле стояло по коробке и еще больше – вдоль стен комнаты. Она начала с ближайшей, 221-й, – вытянула верхний листок, сложенную распечатку на выцветшем военном бланке.
«Всем уполномоченным, – прочитала она. – Я, мастер-сержант Кори Черч, служил в семнадцатой бронекавалерийской во Вторую Японскую кампанию».
Первая Японская стала одним из главных поражений NADI в ходе Войны за Изоляцию, провалившейся попыткой мира отбить Японию от внезапно захватившего ее Китая. Кира помнила это со школы в Ист-Мидоу, но без подробностей. Вторая Японская кампания оказалась успешной – именно тогда они вернулись с двумястами тысячами солдат-партиалов и выдворили изоляционистов на материк, начав долгую операцию, в итоге закончившуюся победой. Для этого были созданы все остальные партиалы. Кира продолжила чтение письма: что-то вроде отчета о боевых действиях, рассказ о том, как мужчина сражался плечом к плечу с искусственными людьми. Он называл их «новым оружием», «хорошо подготовленным и высокоточным». Кира выросла на страшилках, представлявших партиалов чудовищами, уничтожившими весь мир, и даже после встречи с Сэммом, даже зная, что и сама в какой-то степени партиалка, не могла отделаться от странного чувства, читая о них такой одобрительный отзыв. И одновременно такой холодный, как будто он испытывал новый джип, поставленный интендантской службой. Мастер-сержант упоминал, что они казались «замкнутыми», держались друг друга и не общались с солдатами-людьми, но вряд ли такую характеристику можно было счесть отрицательной – отчасти зловещей, учитывая их последующее восстание, но, на первый взгляд, не пугающей и даже не настораживающей.
– Так вот как это началось, – сказала Кира вслух, положив письмо на место и взяв следующую бумагу из той же коробки. Еще один военный отчет, на сей раз сержанта-майора Шеймуса Огдена. Он отзывался о партиалах примерно так же: не как о чудовищах, а как об инструментах. Новый документ, затем еще один, и всюду одно и то же: не то чтобы они считали партиалов белыми и пушистыми, они вообще не считали их никем: оружием, как патроны в обойме, – использовал и забыл.
Девушка перешла к другой коробке, 302-й, вытащив вырезку из газеты, очевидно, называвшейся «Лос-Анджелес-Таймс»: «ГРУППА ЗАЩИТЫ ПРАВ ПАРТИАЛОВ ПРОТЕСТУЕТ НА СТУПЕНЯХ КАПИТОЛИЯ». Под ней была похожая статья из «Сиэтл-Таймс», затем из «Чикаго-Сан». Все документы в этой коробке датировались концом 2064 года, за несколько месяцев до Войны с партиалами. Ей тогда только исполнилось пять. Конечно же, о партиалах кричали все газеты мира, но она не помнила, чтобы о них говорил отец. Теперь, когда Кира узнала, что он был сотрудником «ПараДжена», это становилось понятнее: если он работал с ними, или даже участвовал в их создании, то, наверное, относился к партиалам несколько иначе, чем остальной мир, – настолько иначе, что предпочитал не говорить об этом вслух. «По крайней мере, я надеюсь, что он относился иначе. Иначе зачем бы стал растить одного из них как родную дочь?» Кира плохо помнила няню и домработницу, но и они никогда не разговаривали о партиалах. Это отец им запретил?
