Книга Милая девочка - Мэри Кубика

Говорю ей, чтобы собиралась, мы уходим. Я впервые позволяю ей выйти из дома.

– Надо набрать сучьев и веток, – объясняю я, – для печи.

Скоро выпадет снег, и они окажутся погребенными под его толщей.

– У нас же есть дрова.

Она сидит, скрестив ноги, на стуле у окна и разглядывает облака депрессивного графитового цвета, зависшие над макушками деревьев.

– Надо запастись на зиму, – говорю я, не глядя на нее.

Она медленно встает и потягивается.

– Собираешься так долго меня здесь держать? – спрашивает она и натягивает через голову ненавистную мне толстовку.

Я молчу.

Мы выходим из дома вместе, и я стараюсь не отпускать ее от себя. За мной с треском захлопывается дверь. Спускаемся по ступенькам, и она сразу же начинает собирать ветки. Найти их несложно, шквальный ветер во время последней грозы наломал их бесчисленное множество. Но они не успели просохнуть, лежа на влажной земле в сырой, подгнивающей листве. Она вытирает перепачканные руки о штаны.

Наши постиранные вещи висят на перекладине крыльца. Мы стираем в ванной и вывешиваем сюда на просушку. Потом они становятся жесткими и холодными, а иногда остаются влажными. Стираем мылом. Это лучше, чем ничего.

Густой туман висит над озером и медленно перемещается в сторону дома. Погода нагоняет тоску. Дождевые облака постепенно заволакивают все небо. Велю ей торопиться. Интересно, на сколько нам хватит собранных веток. Заготовленные мной дрова занимают уже целую стену в доме. День за днем я на несколько часов уходил в лес с топором и рубил на поленья поваленные деревья. Но ветки нужно собирать в любом случае, хотя бы для того, чтобы чем-то себя занять. Вообще-то мне совсем не скучно, а она не решится жаловаться. Свежий воздух бодрит, поэтому она работает быстро. Кроме того, ей неизвестно, выдастся ли еще один шанс прогуляться. Присматриваюсь к ней. Собранные сучья она кладет на согнутую руку, второй подбирает новые с земли. Движения ее спешные, но грациозные. Волосы собраны в хвост и не мешают ей. Когда в руку уже больше ничего не помещается, она выпрямляется, устало выдыхает и потирает спину. Затем несколько раз сгибается и разгибается – устала с непривычки. Относим собранные сучья к дому. Она по-прежнему не желает смотреть на меня, хотя чувствует, что я слежу за ней. Каждый следующий раз она отходит все дальше и дальше от домика и наконец выходит к озеру. Свобода.

Начинается дождь. Внезапный ливень, продолжающийся не больше минуты, за которую мы успеваем промокнуть до нитки. Девушка бежит к дому, прижимая к груди ветки. С моего молчаливого согласия она зашла очень далеко. Впрочем, я не спускал с нее глаз и старался держаться на том расстоянии, которое смогу быстро преодолеть, если она решится бежать. Не думаю, что она настолько глупа, что предпримет новую попытку.

Начинаю заносить сучья в дом: поднимаюсь по ступенькам, прохожу в кухню и бросаю их на пол у печки. Она идет следом и повторяет в точности все, что делаю я. Не ожидал от нее такой помощи. Она едва поспевает за мной – нога еще не зажила. Кажется, только пару дней назад она перестала хромать. Мы случайно сталкиваемся на крыльце, и я с удивлением слышу, как говорю: «Извини». Она молча кивает.

Работа закончена, она переодевается в сухую одежду, а мокрую вешает на карниз в гостиной. Вещи с улицы, что не успели высохнуть, я уже занес в дом и разложил где только можно. Надеюсь, тепло поможет им скорее просохнуть. В доме сразу становится влажно. Температура на улице упала сразу градусов на десять – пятнадцать.

Пол покрыт следами от грязной обуви и усеян мелкими веточками. Велю ей взять тряпку и все протереть.

Принимаюсь готовить ужин. Она молча садится к окну и смотрит на дождь. Капли отстукивают мелодию по крыше. Мои штаны, свисающие с карниза, выглядят чудовищно и портят весь вид. Пейзаж за окном становится размытым, землю накрывает туман.

Со стуком опускаю на стол миску, и девчонка подпрыгивает, глядя на меня с укоризной. Да, неудачно получилось, но я не намерен передвигаться как мышь. Гремит посуда, хлопают дверцы шкафчиков. Звуки моих шагов разносятся по дому. Приборы с шумом рассыпаются по столу. Варево в кастрюле закипает и выплескивается на плиту.

Наступает вечер. Мы ужинаем в тишине, прислушиваясь к звукам дождя. Вижу через окно, как тьма затягивает небо. Начинаю подбрасывать поленья в огонь. Девушка следит за мной краем глаза, и становится любопытно, на что же она смотрит.

Внезапно снаружи доносится треск, и я вскакиваю.

– Тихо, – предупреждаю я, хотя она не произнесла ни слова. Достаю пистолет.

Выглядываю в окно и с облегчением понимаю, что это упал мангал.

Она внимательно следит за тем, как я отодвигаю занавеску и оглядываю двор. Вдруг там и правда кто-то есть. Я задвигаю шторы и сажусь к столу. Она продолжает меня разглядывать. Замечает и двухдневное пятно на толстовке, и то, как я держу пистолет, будто не способен лишить кого-то жизни.

Поворачиваюсь к ней и спрашиваю:

– Что?

Ссутулившись, она продолжает смотреть в окно. Синяки на лице почти прошли, но в глазах ее хранится боль воспоминаний. Я вижу, она помнит, как я приставлял пистолет к ее голове, и ждет, считая, что подобное повторится, это лишь вопрос времени.

– Зачем мы здесь? – спрашивает она. Каждое слово дается ей с трудом, будто она заставляет себя их произнести. Наконец-то набралась смелости задать этот вопрос, а ведь думала об этом с самого первого дня.

Я вздыхаю и сердито хмурюсь.

– Не думай об этом. – Ничего не значащий ответ, только для того, чтобы заставить ее замолчать.

– Что тебе от меня надо? – продолжает настаивать она.

Сохраняю невозмутимое выражение лица. Что мне может быть от нее нужно?

– Ничего. – Отворачиваюсь, чтобы подбросить еще дров.

– Тогда отпусти меня.

– Не могу. – Стягиваю толстовку и кладу ее на пол рядом с пистолетом.

Тепло от огня прогревает дом, по крайней мере комнату точно. В спальне, скорее всего, холодно. Она спит одетая в спортивные штаны, толстовку и носки, но все равно дрожит, даже когда тихо посапывает.

Я знаю, я за ней слежу.

Она опять спрашивает, что мне от нее нужно. «Не может быть, чтобы ничего», – утверждает она. Зачем тогда было привозить ее сюда?

– Меня наняли, чтобы выполнить эту работу. Я должен был доставить тебя на Нижний Уэкер-Драйв и передать другим людям. И все. Привезти и убраться.

Нижний Уэкер-Драйв – двухуровневый проезд в районе Луп с очень длинным тоннелем.

По глазам вижу, что девушка в замешательстве. Моргнув, она отворачивается к окну. Эти слова ей точно непонятны: работа, привезти, убраться. Ей проще поверить, что это нелепая случайность, что какой-то псих похитил ее неизвестно для чего.