Тишина гнетет. Я думаю о Никсоне, записывающем каждую мелочь, о Никсоне и его бесконечных блокнотах и лентах, о Никсоне, его обширной и, увы, уличающей библиотеке записей. Я думаю о Ричарде М. Никсоне, названном в честь Ричарда Львиное Сердце, сына короля Генриха Второго, храброго солдата и барда, и понимаю, что недостаточно знаю о Никсоне и его отношении к всякому хламу. И делаю себе заметку: вернуться к этой теме.
Спускаюсь вниз и звоню детям в школу.
– Сейчас удобно разговаривать? – спрашиваю я у Нейта.
– Ага.
– Я не помешал ни урокам, ни тренировке по футболу?
– Нормально все.
– Угу. Я просто хотел узнать, как дела.
– О’кей.
– Дела о’кей – это отлично, – говорю я.
– Да никаких тут у меня дел нет, – говорит он и на секунду замолкает. – Только вот она не звонит, только слишком тихо здесь, и я все время забываю, что мамы больше нет, и так оно, знаешь, лучше. Лучше, когда забываю, лучше, когда она есть. А когда вспоминаю, сразу очень плохо.
– Могу себе представить. – Я замолкаю. – А когда тебе звонили родители? Было какое-то расписание, раз или два в неделю?
– Мама звонила каждый вечер перед ужином, от без четверти до без пяти шесть. А чтобы папа звонил, вообще не помню.
– Это как-то очень странно, – говорю я и замолкаю снова. – С Тесси все нормально. Я ее вывожу на прогулки – у меня такое чувство, что никто никогда этого не делал, ей не нравится выходить со двора, но как только я ее вытащил дальше подъездной дороги, так все стало нормально.
– Там невидимая ограда, – говорит Нейт.
– Ну, наверное. Она очень хорошо выдрессирована. Выходит со двора, только когда я ее вытаскиваю. Будто я ее заставлять должен.
– Потому что ограда бьет ее током.
– Какая ограда?
– Невидимая, я же сказал!
– «Невидимая ограда» – это не образ? Это на самом деле?
Нейт тяжело и демонстративно вздыхает.
– У собаки на ошейнике коробочка. Это передатчик. Когда ее выводишь, коробочку снимай. Иначе ее током бьет. Даже если с ней поедешь куда-нибудь на машине, все равно снимай передатчик.
Я смотрю на собачий ошейник. Коробочка там, вполне явная.
Нейт продолжает:
– Коробочка побольше вмонтирована в стену в прачечной, рядом с сиреной охранной системы. Она управляет этой невидимой изгородью. Инструкции ко всему в ящике, под микроволновкой.
– Поразительно, что ты все это знаешь.
– Я не дебил и живу в этом доме всю жизнь.
– Значит, есть охранная система? А я только что купил такую.
– Мы ее почти не использовали. Однажды она сработала и ужасно всех перепугала.
Я копаюсь в кармане и достаю чек из хозяйственного магазина.
– Там какой-то код или что? Чтобы включать и выключать систему?
– Все в инструкциях, – говорит Нейт. – Читай инструкции.
– Ага, ладно.
– Пойду я, – говорит Нейт.
А я думаю, что надо будет вскоре снова позвонить. Например, завтра без четверти шесть.
Эшли не может говорить – так сообщила ее соседка по комнате. Она в школьном лазарете со стрептококковой ангиной. Я звоню медсестре.
– Почему школа меня не известила?
– А кто вы? – спрашивает она.
– Я – дядя Эшли, – отвечаю я, ушам своим не веря.
– Дядей и тетей мы не извещаем, только родителей.
– Видите ли, – начинаю я, готовясь выдать ей полные уши, – вы явно отстаете на пару страниц…
В этот момент кошка отрыгивает волосяной шар, и я просто говорю, что позвоню завтра и надеюсь говорить с Эшли, а сейчас пусть передаст ей от меня привет.
– Ваше имя есть в ее списке вызовов? – спрашивает она, но я уже вешаю трубку.
Меня самого чуть не рвет, пока я убираю этот шар. Кошка и собака смотрят на меня с презрительным сочувствием, а я ползаю на коленях, оттирая ковер минералкой и губкой.
Закончив, я выхожу в аккаунт Джейн на «Амазоне» и посылаю Эшли несколько книг. Это проще простого: Джейн составила на компьютере список подарков. Я выбираю парочку и нажимаю «отправить Эшли». Трачу еще несколько баксов на подарочную упаковку. Набираю текст надписи: «Поправляйся скорее, – пишу я. – Очень любим. Тесси, твоя собака, и твоя кошка, она же Волосорыгательница».
Чуть позже звучит резкий щелчок почтовой щели, который застает Тесси врасплох. Она яростно лает, а на пол опускается очередная записка:
«Завтра наступит».
– Да, – говорю я Тесси. – Завтра наступит, и я должен быть готов. – Вздрагиваю от неожиданного звонка моего сотового. – Да?
– Это брат Джорджа Сильвера?
– Кто это?
– Говорит доктор Розенблатт из «Лоджа». – Слово «Лодж» звучит как-то по-особому, будто это шифр.
– Вы позвонили мне на сотовый.
– Вам удобно говорить?
– Я вас почти не слышу. Перезвоните по городскому, я в доме Джорджа.
Я спешу в кабинет Джорджа и успеваю снять трубку, как только телефон на столе начинает звонить.
Стою я на «другой» стороне стола, вижу кресло Джорджа, книжный шкаф за креслом, этикетки с ценами, не отклеенные от рам его картин.
– Мне сесть? – спрашиваю я.
– Как вам удобнее.
Я обхожу стол и устраиваюсь на кресле Джорджа лицом к фотографиям детей, Джейн, Джорджа, Джейн, детей, Тесси, Джорджа, Джейн и детей.
– Были у вашего брата какие-либо травмы головы, сотрясения, коматозные состояния, аварии – кроме последней, о которой у меня есть кое-какие заметки?
– Мне ничего такого не известно.
– Болезни – менингит, ревматическая лихорадка, малярия, нелеченый сифилис?
– Мне неизвестно.
– Злоупотребление лекарственными средствами?
– Что он сам говорит об этом?
Неловкая пауза. Доктор начинает снова:
– По вашему опыту: употребляет ли ваш брат наркотики?
– Я скажу так, – отвечаю я. – Как бы хорошо ты человека ни знал, что-то все равно остается неизвестным.
– Что вы можете сказать о его детстве? Сам он, похоже, мало что помнит. Вас наказывали, шлепали, избивали?
У меня вырывается смешок.
– Что смешного? – спрашивает доктор.
– Понятия не имею, – со смехом отвечаю я.
– Есть правила, – говорит он. – Рамки, существующие не без причины.
Перестаю смеяться.
– Нас не шлепали, не насиловали и никаким иным образом не использовали. Если кого-то избивали, то избивал обычно Джордж. Он забияка.
