Он попробовал посмотреть на лицо Алины, но не смог. Удалось увидеть только голубое небо и кроны деревьев. Через ржавую решетку люка.
Пот заливал глаза. Напряжение мышц проникло в мозг, и картинка перед глазами размылась, превратилась в смесь малоузнаваемых образов.
«Как наваждение», – мелькнула мысль.
– Достань кое-что для меня, – наконец заговорил профессор, – и я тебя выведу.
– Что это?
– Одна вещь… Радиоприемник. Килограмм в пятнадцать.
– Допустим, я сделаю это. Но как вам передать… «приемник»?
Последовал самодовольный смешок Готта:
– Меня же выпустили. Не знала? Журналистка… Я встречу тебя у выхода.
Возникла небольшая пауза.
– Значит, выбора нет? – уточнила девушка.
– И не было, – опять усмехнулся немец. – Давай сориентируемся.
– Я у люка. Вижу деревья. Похоже на какой-то… странный лес. Никогда не видела в окрестностях Калининграда.
– Конечно. Дальше.
«Что значит – конечно?!»
Оглядев тоннель, она заметила цифру «9732», нарисованную белой когда-то краской на серой бетонной стене.
– Здесь цифра: 9732.
– Понял. Да ты рядом!.. Сейчас соображу.
Из трубки донеслось неясное бормотание Готта, сумбурная смесь немецких слов и латыни. Внезапно профессор замолчал, даже его вездесущее дыхание пропало.
– Ты слышишь меня?! Слышишь?! – после заминки выпалил он.
– Да! – вздрогнула она.
Невероятно уставший Алик едва не уронил Алину.
– Иди в сторону цифры «9» на номере. Два раза налево. Один направо. Там длинный тоннель. Возможно, сильно завален. Дальше прямо… Хах… Помнишь, что говорила Ариадна Тесею, перед тем, как он вошел в лабиринт? «Никуда не сворачивай. Только вперед».
– А выход?
– Он есть, если ты об этом. Но учти, пройти туда сможешь только с… приемником.
После небольшой паузы девушка спросила:
– Это угроза?
– Как я могу угрожать такой прелестной подопечной? – Алину тут же передернуло от отвращения. – И моей ученице.
К ней вернулись воспоминания: полуразложившиеся трупы пропавших студентов, чей-то безумный крик и ужас. Разум сжимался, как шагреневая кожа, и она понимала: это безумие лишь затаилось, оно рядом. За каждым поворотом. Готово вылезти и оглушить в любое мгновение.
Они продолжали блуждать по мрачным тоннелям. Алина пыталась осветить путь экраном смартфона. Повсюду лежали человеческие останки, порванные флаги и искореженное оружие. Пыль. Потерявшие форму ржавые обломки, не поддающиеся опознанию, куски сколотого бетона.
По какой-то причине девушка вспомнила одну историю, которую им в университете рассказывал преподаватель философии.
«Есть одна легенда насчет Декарта… В молодости он был военным. Как-то раз Рене принял участие в захвате селения… Жителей в нем не нашлось, хотя дома хранили тепло. Поскольку на улице стоял жуткий мороз, молодой солдат забрался в неостывшую печь, надеясь переночевать в тепле. Так он очутился в полной темноте, сомневаясь, что доживет до утра. Совершенно один… Полностью уснуть не удавалось, и через какое-то время на полпути в забытье его пронзила безумная мысль. Озарение. Что, если это уже не сон, а смерть? Вдруг я на самом деле умер при штурме или замерз в остывшей печи, и эта пустота вокруг – мой настоящий мир? Как я могу узнать, что до сих пор жив?.. Что я вообще жил когда-то?.. Рядом только сомнение, но доказывает ли оно что-то само по себе?»
Затем мысли Алины перескочили на другой предмет, подсознательное вытолкнуло на поверхность последние фразы состоявшегося разговора с Готтом.
– Мой интерес в том, чтобы ты выбралась, – кажется, произнес он.
– Тогда скажите, где выход, – вроде бы попросила она.
– Взяв прибор, иди до конца тоннеля и не обращай внимания на свороты. Только вперед… как поступил незабвенный, почти бессмертный герой. Дальше зал, в нем рубильник. Он открывает дверь. Затем понадобится приемник. Если что не так, беги… изо всех сил.
– Как работает прибор?
– Красный тумблер… Надо же… он практически выбрался.
– Кто?
– Не важно. Ты ведь не одна?
– Со мной… друг.
– Sehr gut, – надменно усмехнулся немец, – sehr gut.
Алик подобрал исправный «шмайсер» с магазином. Перезарядил автомат. Девушка заметила это, замедлив шаг, и вновь вернулась в воспоминания…
– Кто те солдаты? – спросила она Готта.
– Скажу при встрече.
– Их много? Они тоже что-то ищут?.. Для чего нужен прибор?
Как раз в тот момент в разговоре возникла пауза, профессор довольно долго не отвечал на вопрос.
– Оглянись вокруг, – через некоторое время заговорил он по-другому, менее высокомерно. – На что падает жалкое пятно света – твое восприятие?.. На прах? Ржавое железо?.. Пойми, это не случайно. Везде голодное время.
– Все когда-то умирает. Это правда, – согласилась она.
– Или уже умерло… А мы только начинаем осознавать смерть. Быть может, неизбежность, необратимость говорят как раз об этом. Время… пространство… мерцающее возмущение, сомнение, что растворяется в темноте.
И действительно, взгляд падал на лежащие повсюду кости, истлевшую одежду, бесформенные обломки. В углу замерли уснувшие или давно умершие серо-черные змеи и черви… Кабели? Выцветшие флаги и лозунги.
– Ты вроде бы идешь вперед, к какой-то цели, но в глубине души понимаешь: это иллюзия. Везде одно и то же проклятие. Даже в тебе… не только в мыслях и желаниях – как говорили буддисты – а в самой жизни. Хотя… – кажется, здесь он усмехнулся. – Возможно, ты просто слепа, и шанс есть. Ты просто не умеешь видеть иного.
Собравшись с силами, она заставила себя идти дальше.
Измученное тело подчинялось. Пока.
Шаг за шагом. Вздох за вздохом. Оно шевелило ногами и прокачивало сквозь себя сухой, холодный воздух. Однако делалось это натужно, с надрывом. Словно в машине что-то сломалась и по пути была потеряна главная деталь – жизненная сила. Воля к жизни. Иррациональная и самодостаточная, как вспышка чистого белого света, заливающая пространство, подобно Солнцу, без каких-либо причин парящему в мертвой и темной высоте.
Если увиденное нами – реальность, то в чем выход? Безумие как сознательный выбор? Есть ли у безумия позитивная форма?
Ребята забрели в тоннель, сильно заваленный наполовину обвалившимся потолком. Упорно пробираясь «вперед», они приближались к цели – бесформенной груде старого хлама. Алик разыскал в ней прибор и смахнул с «FTH-IA» пыль, а также осколки бетона.