— Миссис Уитмен, я не знаю причин, которые повлияли на вашу дочь, но воли к жизни у нее нет.
Глава 12
Нет воли к жизни… нет воли к жизни. Эти слова безжалостно бились в голове Джессики, когда она неслась по больничным коридорам. Она яростно толкнула входную дверь и, тяжело дыша, выскочила в парк, в прохладу раннего вечера. Стремительно промчалась по аллее, полукругом идущей от главного входа, пересекла широкую, мягкую, как плюш, лужайку. В горле стоял ком, дыхание сбилось, кровь стучала в висках.
«Нет воли. И все из-за меня!» Колени вдруг ослабели, и, пробежав еще несколько шагов, она свалилась на прохладную траву, рядом с японским каменным садиком. Она жадно хватала ртом вечерний воздух.
«Уеду навсегда, — не помня себя от боли, твердила она. — Сяду на автобус до Лос-Анджелеса, потом на самолет».
Она уткнулась лицом в траву, орошая землю горькими слезами.
— Джес! Джессика! — издалека послышался голос. Она подняла голову и увидела Элизабет, бегущую к ней по лужайке.
— Что ты здесь делаешь? — воскликнула Элизабет и, подбежав, обхватила сестру обеими руками.
— Уйди, я хочу быть одна!
— Ну что ты! Все будет хорошо. Вместо ответа Джессика застонала. Как это — «хорошо»? У нее никогда больше не будет ничего хорошего.
Элизабет ласково покачала сестру в своих объятиях. Рыдания Джессики постепенно утихали, переходя в прерывистые долгие всхлипы. Наконец она затихла.
— Убежишь ты или нет, от этого ничего не изменится, и Энни от этого не поправится, — устало уговаривала ее Элизабет. — И сколько ни ругай себя, делу не поможешь. Хватит ныть.
— Не могу. Это моя вина. Я, правда, не знала, Лиз, что она так сильно этого хочет. Понятия не имела! Лучше бы я умерла!
Джессика ударила ногой по земле, и слезы полились у нее с новой силой.
— Молчи, молчи, Джес, — монотонно повторяла Элизабет, не представляя, что сказать.
— Я такая эгоистка, такая испорченная, невыносимая, злая…
— Ладно, ладно тебе, — успокаивала Элизабет. — Не забывай, что ты говоришь о моей любимой сестре.
Наконец Джессика села по-человечески и утерла лицо краем рубашки.
— Слышала, что сказал Рики? Он прав. Я высокомерная и жестокая. Но откуда мне было знать, что ей эта команда так сильно понадобилась?
Высморкавшись, Джессика умоляюще взглянула в чистые глаза сестры.
Когда Элизабет смотрела на нее такими глазами, врать было невозможно.
— Ну, хорошо, может, я знала. Или должна была это понять. В конце концов я и сама, когда готовилась вступить в команду, ужасно этого хотела.
— Ты поступила так, как считала правильным, — сказала Элизабет.
— Вот-вот! И устроила Энни весь этот кошмар! — Джессика снова опустила голову. — Что теперь делать?
— Не знаю, что и сказать, — пожала плечами Элизабет. — Доктор говорит, она не хочет больше жить. Если бы мы могли чем-нибудь утешить ее…
Вдруг Джессика, судорожно оглянувшись по сторонам, уставилась в лицо Элизабет. Потом, выпустив полу влажной рубашки, схватила ее за плечи.
— Правильно! — решительно вскричала она и, вскочив на ноги, потянула за собой сестру. — Это точно, Лиз! Мы должны ей помочь.
— Должны, Джес, но как? — Мне кое-что пришло в голову! — Джессику невозможно надолго вывести из равновесия. Она уже снова была в нужной форме.
— Пошли!
Решительным шагом она направилась в здание больницы, через главный вход и затем по коридорам. Элизабет покорно следовала за ней.
— Куда ты идешь? — спросила она, тронув Джессику за рукав.
— Как пройти к доктору Хэмонду? — вместо ответа обратилась та к невозмутимой дежурной медсестре.
— Кабинет сто двенадцать, сразу за расчетной частью, — ответила медсестра.
Джессика поспешила через холл, Элизабет снова последовала за ней. Когда они вошли в кабинет, доктор сидел за столом, просматривая медицинскую карту Энни.
— Входите. А я полагал, вы ушли домой вместе с миссис Уитмен, — приветливо произнес он.
Джессика села напротив него, а Элизабет — рядом с нею.
— Доктор, — начала Джессика. — Если вы будете знать, почему она так поступила, это поможет вам?
— Вероятно. А вы это знаете?
— Да. Это все из-за меня. Во всем, что случилось, виновата только я.
На лице доктора Хэмонда отразилось сомнение. Он внимательно поглядел на осунувшееся, заплаканное лицо Джессики, затем перевел взгляд на ее сестру — тоже усталую, с затуманенными глазами.
— Гм… Неужели? И как же это произошло, юная леди?
Неудержимо, как водопад, Джессика выплеснула на доктора всю историю, почти сплошь состоящую из самообвинений. Она обозвала себя самыми жестокими и оскорбительными словами, какие только могла вспомнить. Когда печальный рассказ подошел к концу, Джессике удалось так вывести себя на чистую воду, что в уме доктора, без сомнения, сложился образ ужасной преступницы, годной только на то, чтобы немедленно приговорить ее к расстрелу.
— Понятно, — произнес он. — И вы нисколько не сомневаетесь, что ваш отказ послужил причиной несчастья с Энни?
— Абсолютно уверена! — запальчиво ответила Джессика. — Просто не представляю, как мне теперь жить на свете с таким человеком, как я!
Доктор Хэмонд сложил на груди руки и посмотрел на нее долгим, испытующим взглядом.
— Значит, вы действительно хотите помочь Энни? — спросил он в итоге.
— Конечно! Если только можно! — ответила Джессика. — Поэтому я и пришла к вам.
— Кто знает, — медленно произнес он. — Может, и удастся… Все бывает. А теперь, Джессика, ответьте мне на такой вопрос. Вы хотите, чтобы Энни была в команде болельщиц? Если нет, то скажите это прямо сейчас. Будет слишком жестоко возродить ее надежды и затем вновь оттолкнуть. Это нанесет ей новую травму.
Джессика изо всех сил зажмурила глаза, чтобы слезы вновь не хлынули потоком, и постаралась взять себя в руки. Элизабет нагнулась и сжала ей пальцы.
— Я вообще не имела права ее выгонять, — сказала она наконец. — Обязательно возьму ее в команду, лишь бы поправилась.
Доктор Хэмонд печально покачал головой.
— Никаких гарантий нет, Джессика, но попробовать надо. И еще предупреждаю: если вы не сдержите слова, несчастье может повториться. Вы должны уверить ее, что хотите этого на самом деле. И сами должны быть абсолютно в этом уверены.
Они уже собирались войти в палату, как из-за двери послышался приглушенный голос:
— Я понимаю, как тебе было тяжело, Энни. Думаешь, меня везде принимают? Сама знаешь, кто я такой — добрый старина Рики Капальдо, маленький, забавный чудак, с которым всегда можно посмеяться. Пускай думают, как хотят, Энни! Что нам за дело, если у тебя есть я? Ты должна выздороветь. Обещаю, что ни один человек тебя и пальцем не тронет. Пожалуйста, Энни…
