Интуитивное предпочтение Мин влияния врожденных факторов усилило ее тревогу по поводу привлекательности сцены в переулке. Акцент на врожденных свойствах означал, что избежать притягательности подобных сцен невозможно, их очарование заложено в самой природе человека.
Чиверс шла приблизительно тем же путем. Она видела, как культура постоянно оказывает влияние на женскую сексуальность, формируя ее, однако задача Чиверс состояла в том, чтобы постоянно отбрасывать это наслоение, выискивать и исследовать то, что лежало за пределами досягаемости социума, и это заставляло ее раз за разом возвращаться к насилию. Она знала результаты экспериментов коллеги, работавшей рядом с ней: когда женщины в лаборатории слушали рассказы о насилии, давление крови, регистрируемое приборами, взлетало до небес. (Ее собственный эксперимент продемонстрировал также, что ситуации, в которых испытуемые переживали страх или эйфорию, не вызвали такого вагинального давления крови, если только переживания не включали сексуальный элемент. В одном из экспериментов она проигрывала испытуемым видеоролик, в котором на лестничном пролете за женщиной гонится насильник или бешеная собака. Увлажнение гениталий вызвала только сексуальная сцена.) Чиверс собрала материалы о жертвах насилия, у которых не только выделялась смазка, но и которые даже испытали оргазм во время сексуального нападения. Кроме того, она вспомнила, что когда была студенткой докторантуры и работала терапевтом, то выжившие жертвы насилия говорили ей о своем возбуждении и даже оргазме.
Как это понимать? О чем говорят эти трагические свидетельства? Действительно ли здесь сработало нечто глубоко запрограммированное в генах, что-то врожденное? Чиверс чувствовала, что так оно и было, и это помогло ей разработать свою теорию: в доисторические времена женщины постоянно подвергались сексуальному насилию и способность автоматически вырабатывать смазку была реакцией на все виды сексуальных сигналов. Она развилась генетически как защита от травм промежности, от инфекции, от бесплодия или возможной смерти. «Половое возбуждение может и не отражать желание секса, – утверждала она, – оно скорее является частью чисто рефлекторной, эротически нейтральной системы, которая так или иначе переплетена с женским либидо, но существует отдельно от него. И случаи оргазма могут быть всего лишь реакцией на фрикции».
Способность вырабатывать смазку в доисторические времена развилась генетически как защита от травм промежности, от инфекции, от бесплодия или возможной смерти.
Тем не менее, несмотря на то что теория разделенных систем была тщательно продумана, она оставалась бездоказательной. Она бросала вызов множеству привычных представлений: считалось, что увлажнение означает сексуальное возбуждение, что слабое увлажнение означает нейтральное отношение, так же как затвердевание члена у мужчин. Постепенно Чиверс обосновала то, что, возможно, все это время было очевидным, но не проявлялось слишком ярко. С помощью секса бонобо демонстрируют свои достоинства, но и насилие также проявляется с помощью секса.
«Говоря откровенно, я иду по лезвию ножа, как с политической точки зрения, так и с личной, – сказала она о насилии. – Я никогда, никогда не хотела бы дать кому бы то ни было право лишить женщину власти над ее собственным телом. Возбуждение – это еще не согласие».
* * *
Это было одной из фантазий Ндулу: «Неизвестный мне белый мужчина прижимает меня к стене и удерживает на месте локтем, поглаживая свой очень твердый член. Он шепчет мне на ухо разные мерзости, которые хочет сделать с моим телом. Он говорит мне, что собирается так пихнуть свой член в мое влагалище, что я почувствую его в желудке, что, если я не буду правильно себя вести, он позовет своего друга, который стоит снаружи, прижимая ухо к двери, и яростно занимается мастурбацией, чтобы он также трахнул меня. Он спрашивает: «Хочешь этого? Хочешь почувствовать внутри себя пару горячих членов?» Он берет меня грубо и жестко сзади, стоя. И в то самое время, когда он начинает громко кричать, что вошел в меня, его друг вмешивается и кончает в мою задницу. Оба мужчины демонстрируют такое удовольствие, что кажется, они кричат».
Именно так обычно развивались грезы Ндулу, и мужская жестокость, их похоть, их экстаз, изливавшиеся в их «почти крике», ощущались ею более пылко и болезненно благодаря ее расе. Ндулу выросла на территориях американских нефтяных компаний в Западной Африке и Европе, поступила в институт на американском Среднем Западе и теперь жила в Нью-Йорке, где работала графическим дизайнером. В детстве, юности и начале своей взрослой жизни она привыкла думать, что ее кожа, волосы и черты лица образуют в целом внешность, которая колеблется между оценками «приемлемо» и «нетерпимо». В особенности это касалось оттенка ее кожи. «Зимой, – говорила Ндулу, – это еще ничего. Летом, что бы я ни делала, она темнеет. Летом я не могу даже смотреть на себя». Она рассказывала, как ее мать всегда говорила, что более светлая кожа выглядит привлекательнее, чем темная. Когда мать Ндулу была маленькой, она видела, как восторженно ее мать любуется более бледным лицом тети Ндулу. «В чернокожих семьях всегда есть эта проблема, – сказала Ндулу. – И в Африке тоже. Моя тетя была первой красавицей деревни, потому что она была очень светлокожая. Моя бабушка все свое время уделяла ей».
Став подростком, Ндулу сделала то, что делали все девочки ее западноафриканского города, то, чему она научилась у своей матери еще до того, как начала говорить. Чтобы ее волосы не были такими курчавыми, она мазала их бледно-желтым жиром. «Он не был таким густым, как масло, но все же был очень жирным и более маслянистым, чем сливочное масло. Надо было нанести очень много этого жира. На солнце он таял и стекал по обеим сторонам лица».
Сейчас, живя в Нью-Йорке, Ндулу старалась избавиться от необходимости мазать волосы маслом и стриглась очень коротко. Но она все еще не избавилась от прежнего отношения к себе и даже не надеялась на это. «Это очень распространенная практика. Не думаю, что знаю хоть одну темнокожую женщину, которая не использует жир. Просто мы должны это делать, чтобы заставить наши волосы выглядеть белее. Ненавижу это: жир напоминает мне о том, кто я такая и кем не являюсь».
Она добавила, что прочитала роман Тони Моррисон «Самые синие глаза» и заговорила об уроках, которые извлекла из этой книги. «Я знаю, какой должна быть, я знаю путь, которым я, надеюсь, смогу этого достичь, – все это наполняет меня внутренней силой. В колледже я написала эссе о том, что все равны и одинаково красивы. Но я не чувствую ни того, ни другого». В ее колледже почти 100 % студентов были белыми, подруги Ндулу образовывали замкнутую группу темнокожих женщин. Они часто говорили о темнокожих поп-звездах и студентах, фантазировали о них, говорили о превосходстве темнокожих мужчин: о размерах их членов, гладкости их кожи. Ее гомосексуальные друзья, белые азиаты, вели себя точно так же. И все это время Ндулу хотелось, чтобы на нее было обращено страстное желание белого мужчины. «Во всех моих фантазиях присутствовал белый мужчина, кроме тех случаев, когда он оказывался безликим. Он невероятно красив – высокий, с голубыми глазами и густыми темными волосами». Обязательным элементом являлось ощущение, что он сильно хочет ее.
